Чтобы быть ближе к детям Воробейчик ликвидировал дело и переехал со старухой и дочерью в столицу.
Старший сын полег у Перемышля, а младший так и недобившийся Святого Георгия второй степени первого офицерского чина с раненой ногой отлеживался в госпитале княгини Марии Павловны.
Воробейчик затосковал.
Но тут на исходе зимы на Дворцовой площади собрались разных наименований полки в ожидании генерала Корнилова, и кто без пояса, кто обмотанный разными платками, обутые, кто в разношерстную обувь, кто перепоясанный брезентовым тряпьем, – мирно беседовали свои же революционные солдатики со штатскими, тогда же освобожденной от самодержавия публикой.
Воробейчик любил Россию, почитал веру и не пропускал ни одного воскресенья в Виннице, когда после молебна Соболевский делал перед церковью трем местным пехотным ротам смотр. И сердце Воробейчика преисполнялось весельем и гордостью, когда эти три на приветствие генерала:
– «Здорово ребятушки», – дружно рапортовали:
– «Здравия желаем высокопре <освещен->ство»…
Радостно и спокойно за семью и за себя чувствовал тогда себя Воробейчик под защитой этих трех рот в Виннице.
Осторожно, с оглядкой, приблизился Воробейчик на Дворцовой площади к свободным войскам. Все беседуют с ними, побеседовал и Воробейчик, внимательно сунув в руку солдату коробку папирос «Бостанжогло».
– Чи вы на фронт идете, – тихо осведомился Воробейчик.
– Якей це фронт, то було, не мы на защыту революцый…
– И то дiло, – робко согласился Воробейчик, сразу подавшись назад…
А в это время на площади, на серой, в яблоках, на низкорослой казацкой лошади показался Корнилов, и на его какое-то приветствие раздалось нечто, не совсем еще понятное пока для Воробейчика:
«Нехай живе Україна», – заорали солдаты в ответ на приветствие русского генерала.
Не сразу разобрал Иосиф Воробейчик этот рев, а когда разобрал, то бросился домой, к своим, и первые словами были: – «Ну, дорогие мои, раз русскому генералу солдаты кричат: «Нехай жIве!»… то пакуйте скорее корзины, укладывайте вещи и – шш… – совсем уж шепотом прохрипел Воробейчик, –«Бежим отсюда, а то поздно будет…».
И семья старого Воробейчика, он, старуха и дочь исколесили и леса, и озера, и болота, и ночной грабеж на большой дороге пережили, и десятки границ, добрались до Парижа, до его предместья, до Медоны…
На тебе «Нехай живе», – долго еще в пути вспоминал Воробейчик, никак он забыть и успокоиться не мог.
Предместье Парижа. Одиночество и вынужденное безделье вызывали уныние и тягостные думы. Потребность общения и полное отсутствие каких-либо перспектив и даже надежды на какой-либо заработок гоняли старика на величественные бульвары, на площади Парижа, в кафе… Потолкавшись местами без толку и пользы в гуще эмиграции, Воробейчик крепко задумался над выбором какой-либо профессии. Долго думал он, на чем и где, можно было бы заработать кусок хлеба.