Городовой Корнейчук знал опекаемых им обывателей и сам крепко полюбил он еврейские пятницы. Целыми днями Столярная не обнаруживала признаков жизни своего блюстителя порядка, а по пятницам Корнейчук точно из земли вырастал. Добродушное существо, Корнейчук, и летом, и зимой неустанно левой рукой вытягивал навощенные усы, а по пятницам, после полудня, уже к вечеру, тихо инкассировал на Столярной, у кого только что есть из печи – теплый, душистый, плетеный, с маком, хрустящий калач, а у других – пироги с капустой, а где и табачку.

И надо же было, чтобы в эту же самую пятницу сосед Воробейчика, Арон Мееерзон, таким энергичным жестом выливал огромный таз, что и сам таз, – кто же не видал этого желтого меди десятки лет нелуженого, почерневшего в горбинках, таза, – так вот этот самый таз не удержался в старческих руках Меерзона и вместе с содержимым покатился с таким глухим, ноющим звоном по всей Столярной… А на беду Меерзона Корнейчук в эту самую минуту запихивал в свой рот такой горячий, уютный пирог…

От этого дряблого звона буквально замерла вся улица, и высыпали в недоумении все соседи, вся детвора, все хозяйки с подоткнутыми юбками. Высыпали, и с полуоткрытыми ртами так и застыли.

Хоть в тазе только бы грязная вода была. Нет, в тазах по пятницам гниют окровавленные горла, перья и картошка.

Городовой Корнейчук представлял власть и потому он первый был против таких «антигиннических» порядков: «Антигиннические» порядки возбраняются и протокол мы сейчас составим». На что уж Корнейчук глаза закрывал – на своеобразное орошение Столярной, но и он по пятницам по-особому зорко следил, чтобы антигиннические порядки не допускать.

Вот в этих, особо важных с точки зрения нарушения гигиены случаях, и приходилось Воробейчику, в субботнем костюме искренне и жалостливо хлопотать перед самим исправником, а помощник обычно улаживал этот вечный конфликт до следующей пятницы. В особо же грозных случаях, Ковердынский, любитель крепких напитков, был беспощаден. И Воробейчик не успевал невнятно призывать на помощь Господа Бога и бормотать:

– Ваше благородие, оставьте его. Вы же человек с образованием, а этот Меерзон о санитарии и понятия не имеет… Плюньте на него, ваше благородие…

Дело кончалось отрезом сукна на китель «по собственной воле» и оба имели основание быть довольны друг другом.

Так текла мирно, благодушно жизнь в Виннице. Но наступила мировая война, а затем все пошло вверх дном.

Последней войне Воробейчик отдал по призыву старшего сына, а младший пошел добровольно. Оба цветущие, сначала попали в Петербург, в Финляндию Его Императорского Величества Гренадерский полк.