Мое общество большей частью составляли товарищи по дипломатии. Французским посланником был Бопп. Я его знавал раньше секретарем посольства в Константинополе. Это был человек, проведший всю свою служебную карьеру на Востоке, особенно в Константинополе. Был он также генеральным консулом в Иерусалиме. Бопп был умный, образованный человек, много читавший. Он был убежденным католиком, очень интересовался вопросами религиозной политики. Он удивил меня однажды, сказав, что прочел по-русски «Книгу жития моего» Порфирия Успенского. Он был заядлым сербофилом и ненавидел болгар. Поэтому он всячески убеждал свое правительство не настаивать на требовании об уступке Македонии. Он очень томился в разлуке со своей семьей.

Бопп оказывал сильное влияние на английского посланника Де-Гра, который ежедневно бывал у него утром. Де-Гра был милейший человек, и мы с ним впоследствии очень сблизились. Он был старый холостяк, пожилой и не крепкого здоровья. Он был крайне приветливый, деликатный, всегда думавший о других. В общем, – добрейший человек – он в сущности мало понимал общее положение. Поэтому-то он и искал указаний у Боппа. Оба они были довольно робкие, боялись принимать какую-либо инициативу и не всегда решались настаивать на своем перед своими правительствами, и мне трудно было подвинуть их на какое-нибудь совместное представление нашим правительствам, когда мне это казалось нужным.

Итальянским посланником был барон Сквитти, которому было лет 60. Первое время, пока Италия еще не выступала, барон Сквитти жил крайне уединенно и видимо избегал общения с коллегами, вероятно чувствуя неловкость положения. Впоследствии мне пришлось с ним сблизиться. Это был умный и тонкий человек, с юмором, легким приятным скептицизмом и большим тактом. В Нише были еще бельгийский, румынский, греческий, черногорский и болгарский посланники.

Бельгийским посланником был Мишотт. Он был деканом дипломатического корпуса. Он жил с женой, дочерью-подростком и гувернанткой в двух крошечных комнатках.

Черногорский посланник, Лазарь Миушкевич, перед тем чтобы попасть в Сербию был председателем Совета министров у себя на родине. О нем я подробно буду говорить впоследствии. У него была жена – полурусская, полуалбанка, дочь русского консула Крылова. Она была, вероятно, очень красива в молодости. У них было много детей. О болгарском посланнике Чапрашникове мне уже приходилось упоминать. Он часто приходил ко мне и, видимо, хотел создать впечатление интимности со мною, чтобы этим несколько упрочить свое положение. Он очень старался быть любезным и приятным, но благодаря своей бестактности был почти всеми ненавидим. Мне казалось, что его бестактность происходила не от злого умысла и что он порой искренне желал восстановить нормальные отношения между Болгарией и Сербией, но он плохо за это принимался. Сербские и болгарские газеты наполняли свои столбцы взаимной руганью, иногда переходившей все границы приличия. Чапрашников постоянно бегал ко мне жаловаться на какую-нибудь газету. Я неоднократно через Пашича старался умерить эту взаимную вражду, но убеждался, что своим личным вмешательством болгарский посланник часто только подливал масла в огонь. Он обладал свойством выводить из себя даже сдержанного Пашича.