На следующий день, 3 декабря, посланники вновь получили от Пашича сообщение. В нем говорилось, что сербское правительство вынуждено осведомить союзников о критическом положении армии и обратиться к ним, быть может, в последний раз с просьбой о помощи. Армия, отступавшая в борьбе со всевозможными трудностями в надежде, что здесь получит возможность реорганизоваться, ныне дошла до предела своих сил. Без продовольствия, без одежды и военных припасов, она обескуражена, не найдя здесь того, что ожидала. Враг теснит ее от Охридского озера к Эльбассану и от Бульчицы южнее Дибры. Армия истощена и не в силах остановить австро-болгар, которые могут дойти до моря и перерезать ее пополам. Есть два способа избежать ужасной необходимости капитуляции. Первый, самый верный, скорый и наилучший, – перевезти армию морским путем при помощи союзного флота из Медуи в место, которое укажут союзники. Второй способ, это – чтобы союзная итальянская армия безотлагательно заняла линию обороны против австро-болгар, угрожающих с востока отступлению сербской армии через Дураццо и Валлону. Сухопутное отступление представляется, однако, едва ли осуществимым ввиду истощения армии, которая при этом рискует потерять половину своего состава и утратить последнюю силу сопротивления. Ввиду этого сербское правительство просит союзников обеспечить перевозку морем войск не выше 50 000. Если союзники и друзья, столько раз помогавшие Сербии, не придут ей на помощь в эту самую тяжелую для нее минуту, – катастрофа неизбежна. Сербский народ сделал все, что мог сделать народ, который хочет с честью бороться до конца.

…Тяжело и безотрадно встретили мы 6 декабря 1915 года. Этот день в Сербии и Черногории обычно обставлен был большим торжеством. Николин день сам по себе почитается в народе, а тут, к тому же именины Государя и Черногорского короля. Православная церковь в Скутари, находящаяся под покровительством России, была битком набита народом. Присутствовали, конечно, сербские и черногорские власти. Когда кончилось богослужение, священник произнес проповедь на тему о страданиях сербского народа, о том, как он мечтал, что они кончатся, когда он дойдет до Адриатического моря, которое рисовалось ему столь прекрасным… И что же, здесь у берега моря его подстерегала голодная смерть. Проповедь кончалась призывом к молитве и к надежде на избавление, но так натянуты были нервы у всех присутствовавших, что упоминание о пережитом исторгало у всех слезы.

Я уже говорил о раздражении против союзников, которое возрастало среди сербов и увеличивало их деморализацию. В начале отступления много жестоких упреков раздавалось и по адресу России, но теперь, когда было ясно, что мы не можем оказать непосредственной помощи сербам своими войсками, и по мере того, как их участь стала зависеть исключительно от того, что предпримут западные союзники, сербы все сильнее стали ощущать разницу в отношении к ним последних и России. Французы и англичане выражали участие, обещали содействие, но совершенно ясно чувствовалось, что сербы для них только известная данная в общих расчетах и что деятельное участие к ним с их стороны проявляется в мере учета сербской силы как фактора, на который можно рассчитывать. Между тем в том печальном положении, в котором находилась сербская армия, было ясно, что на нее еще долго не придется рассчитывать, тогда как на спасение ее потребуется напряжение значительных усилий.