Впрочем, работа Канта вышла слишком поздно для Ламберта. Тот умер в 1779 году. Трудно сказать, понял ли бы он ее лучше, чем другие современники, и понравилась ли бы она ему. Как бы то ни было, немало есть тех, кто считает, что для других кантовских современников работа вышла не слишком поздно, а слишком рано. «Критика чистого разума» в итоге изменила если не мир, то по меньшей мере философию.

Первые гранки прибыли в Кёнигсберг 6 апреля 1781 года. Тогда же Кант дал их Гаману, и он их тут же прочел. 5 мая он жаловался на величину работы. «Такая объемистая книга не соразмерна ни росту автора, ни понятию чистого разума, противостоящему ленивому разуму, то есть моему, предпочитающему силу инерции и hysteron proteron вкусу и цели»[946]. В конце концов он получил переплетенный экземпляр «Критики» 22 июля 1781 года «на завтрак»[947].

На критическую философию Канта можно смотреть как на попытку ответить на три фундаментальных вопроса непреходящего философского значения: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?» и «На что я смею надеяться?» Можно сказать, что он рассматривает в «Критике чистого разума» первый вопрос, но не отвечает на него прямо. Кажется, его интересует здесь в первую очередь не общий вопрос о том, что мы можем знать, а вопрос более узкий: что можно знать с абсолютной уверенностью и без каких бы то ни было оговорок? В переводе на его язык вопрос звучит так: «Что мы можем знать a priori и в полном отрыве от опыта?»[948] Другими словами, Кант пытается ответить на вопрос, возможно ли такое знание, которого ищут метафизики, включая его самого. Основная часть его работы направлена на то, чтобы показать, что традиционная метафизика опирается на фундаментальную ошибку, поскольку в ней предполагается, что мы можем делать содержательные утверждения, касающиеся знания о мире, независимо от опыта. Кант же говорит, что мы не можем обоснованно делать такие утверждения.

Кант называет утверждения традиционной метафизики «синтетическими априорными суждениями» и заявляет, что невозможно априорно познавать мир как он есть независимо от опыта. Но он не просто следует по пути предшествующих философов-эмпиристов, которые считали, что все знания происходят только из опыта, и таким образом пытались проследить истоки всего вообще знания в ощущении и рефлексии. Кант скорее считает, что во всяком знании присутствует априорная составляющая. Как он утверждал уже в инаугурационной диссертации, мы наделяем познаваемый нами мир формой. Формальные аспекты познаваемого мира конституированы познавательным аппаратом, которым необходимо обладаем мы (и любые рациональные конечные существа); и этот познавательный аппарат позволяет нам выносить синтетические априорные суждения о мире. Эти синтетические априорные суждения – не суждения о реальности как таковой, но только о реальности, как она дана в опыте таких существ, как мы. И лишь поскольку мы обладаем определенными когнитивными принципами, благодаря которым мир дан нам в опыте, мы можем выносить синтетические априорные суждения о мире, каким он нам явлен. По этой самой причине такие утверждения не могут быть утверждениями о мире как он есть независимо от нашего понятийного аппарата. Тем самым, метафизика может рассказать нам только о предпосылках опыта, или условиях, которые должны быть выполнены для любого возможного опыта. Кант называет теперь все исследования о возможности априорного знания «трансцендентальными» и поэтому говорит о своих исследованиях как о «трансцендентальной философии».