Духовную природу человеческой души, ее постоянство и успехи в совершенствовании необходимо, избегая всяких метафизических исследований, доказывать на основе аналогии с естественными образованиями материи, прежде всего в ее организации. С этой целью автор признает наличие духовных сил, для которых материя есть лишь строительный материал; они представляют собой невидимое царство творения, которое обладает животворящей силой, всё организующей именно так, что схемой совершенства этой организации становится человек, к которому приближаются все земные существа, начиная с низших ступеней, пока наконец именно через эту совершенную организацию, главное условие которой – прямая походка у животного, появился человек, смерть которого уже никогда не прекратит развитие и усовершенствование организации, выраженной до этого столь обстоятельно во всех видах существ; скорее можно ожидать перехода природы к еще более утонченным действиям, чтобы возвысить ими человека и возвести его на другие, еще более высокие ступени жизни, и так до бесконечности[1120].

Как утверждал Гердер, «современное состояние человека – это, по всей вероятности, связующее среднее звено в цепи земных организмов, соединительное звено между двумя взаимодействующими системами творения. Он представляет нам сразу два мира, и это создает кажущуюся двойственность его сущности. Жизнь есть борьба, а цветок чистой, бессмертной человечности есть корона, доставшаяся в трудной борьбе»[1121].

Кант не понял. Он не понял аргумента по аналогии, потому что то, что Гердер назвал аналогией, является дисаналогией. Как может сходство между человеком и всеми другими существами доказать, что человек бессмертен или является соединительным звеном между смертностью и бессмертием, когда все остальные существа разлагаются? Индивидуумы полностью уничтожаются – по крайней мере, так кажется. Идея Гердера о самоорганизующейся органической системе – это идея, лежащая совершенно вне сферы эмпирического исследования. Это всего лишь спекулятивное измышление. Автора можно похвалить за то, что он мыслит самостоятельно, от него как от проповедника это требовало мужества, пусть даже работа удалась лишь отчасти[1122]. Кант заканчивает рецензию, выражая надежду, что философия поможет Гердеру «обуздать свой пылкий гений». Смелое воображение, «окрыленное метафизикой или чувствами», никуда нас не приведет.

Харткнох сказал Гердеру во время своего визита в 1783 году, что Кант считал недостаток внимания к его первой «Критике» результатом влияния Гердера[1123]. Была ли поэтому рецензия личной реакцией? Скорее всего, нет – или, по крайней мере, не полностью. Ибо у Канта, поборника Просвещения как судьбы человечества, были глубокие философские основания противиться тому, что казалось ему лишь беспринципным полетом воображения, затуманивающим то, что действительно важно. Книга Гердера была не просто «лишним ростком», а сорняком, который следовало выдернуть. Кроме того, сам Кант, по-видимому, не считал эту рецензию разгромной. Да и Гаман тоже. Он написал Гердеру незадолго до того, как вышел номер журнала, в котором содержалась кантовская рецензия, и раскрыл авторство Канта: «Возможно, Вы не почувствуете себя неловко, узнав, что рецензию на Вас написал наш Кант. В любом случае держите эти сведения при себе и не раскрывайте меня»[1124]. Он также сообщил Гердеру, что получил копию рецензии и что она вскоре будет ему отправлена.