В Йене в прошлом году с большой помпой объявили о новом литературном журнале и в числе одного из первых авторов упомянули Канта. И вот, в 4-м и 5-м выпусках появляется рецензия на «Идеи», настолько злонамеренная, извращающая, метафизически и во всех отношениях далекая от духа книги от начала и до конца, что я поразился, но никак не мог предположить, что Кант, мой учитель, которого я никогда, насколько мне известно, ни в чем не оскорблял, мог написать такой подлый текст. Рецензент дразнит меня моим сословием, разжигает огонь тут и там, так что если большого пожара не случится, то явно не благодаря ему. Я уже голову сломал, кто же в Германии мог написать нечто подобное, совершенно далекое от горизонта Германии и самой книги, пока наконец сначала не пошел слух, а затем не сказали открыто: это великий Metaphysicus Кант в прусском Кёнигсберге. В это же время я узнаю об одной статье Канта в Berlinische Monatsschrift, тоже под названием «Идея истории человечества», но только «во всемирно-гражданском понимании»; и, читая, понимаю больше о рецензии, но не о характере этого человека. Ведь это так злонамеренно и по-детски – взять из предисловия план незавершенной, даже едва начатой книги, построить на нем идею в совершенно том же ключе и при этом делать вид, будто в мире нет подобных книг. Хорошо, что я теперь знаю, кого я имею в лице господина Magistro VII. artium; и счастье, что я не нуждаюсь в его ребяческом плане, утверждающем, что человек сотворен ради рода и ради наисовершеннейшей государственной машины в конце времен. Я прошу Вас, дорогой друг, впредь не передавать ему моих сочинений как другу prima manu (из первых рук) и больше не выражать ему моего почтения. Я оставляю господину Аполлону его метафизико-критический трон судии, на котором он раздувается от гордости, поскольку, как по мне, так он полон тумана и облаков пустословия. Не говорите ему, что я знаю что-либо о рецензии или о рецензенте; я с сердечной радостью разрушу или заставлю ужаться его идол разума. Его профессорские наставления мне совершенно неприличны. Мне сорок лет, и я больше не сижу на его метафизической школьной скамье. Эта язва однако и вызвана тем, что я не последовал за господином профессором по его дорожке словесного жонглерства. Хочется смеяться про себя этому метафизику, чья гордость и невыносимое самомнение, видные и по письмам Канта к Ламберту, и не заслуживают ничего, кроме смеха[1127].

Гердер не смог понять кантовской рецензии; не в силах забыть, он не смог и простить. Самое интересное, пожалуй, то, что он не только возражает против рецензии, но и, кажется, обвиняет Канта в плагиате базовой концепции его собственных «Идей к философии истории человечества» в «Идее всеобщей истории во всемирно-гражданском плане». Нельзя отрицать, что между этими работами есть сходство и что Кант использовал «Идеи» Гердера как то, от чего он отталкивался, но при этом он сформулировал радикальную альтернативу гердеровской точке зрения. Кант не воспользовался ни одной из идей Гердера. Рецензия Канта, может, и не была образцом трезвого суждения, но едва ли она была такой злонамеренной, как Гердеру хотелось уверить Гамана.