Поэтому то, что Брежнев начал в 1969 г., было редкостью во внешней политике: как с Никсоном, так и с Брандтом он создал «тайный канал», который обоюдно связывал государственных деятелей обеих сторон, в каждом случае без участия правительства и министерства иностранных дел, только с помощью немногих доверенных. Он предложил такой канал частного обмена информацией через немногих выбранных доверенных лиц и французскому президенту Помпиду. Но отношения между Францией и Советским Союзом уже с визита Шарля де Голля в Советский Союз в 1966 г., подписавшего, в частности, соглашение между автопроизводителями «Рено» и «Москвич»2226, были столь тесны и дружественны, что Помпиду считал твердое соглашение ненужным. Они всегда найдут личных доверенных, через которых смогут непосредственно договориться, не рискуя разглашением тайны2227. Именно с этой целью Брежнев поменял в 1971 г. не общительного посла в Париже В. А. Зорина на П. А. Абрасимова, которого Помпиду сразу же счел симпатичным, о чем и сообщил Брежневу2228. Абрасимов вскоре стал вхож в Елисейский дворец к Помпиду, чтобы информировать его о внешнеполитической деятельности Брежнева2229. Со своей стороны, и Брежнев даже лично в Крыму принимал Мишеля Жобера, советника Помпиду и шефа канцелярии президента, чтобы без помех поговорить о проблемах мировой политики2230.

Труднее формировалось доверие в отношениях с Западной Германией и США. Характерно, что обе стороны почти одновременно предприняли попытку наладить прямой контакт друг с другом, чтобы, как сказал Андропов, проломить «стену недоверия»2231. В то время как Андропов поручил своему сотруднику Вячеславу Кеворкову установить прямую связь между руководителями СССР и ФРГ, Вилли Брандт писал Косыгину 19 ноября 1969 г. (через месяц после вступления на пост канцлера) о своей готовности к обмену мнениями, который, однако, должен осуществляться «доверительно»: «При этом мне нравится образ, который Ваш министр иностранных дел использовал в разговоре с моим другом Гельмутом Шмидтом во время его визита в Москву летом: при желании создать туннель, гору следует бурить с обеих сторон и надо быть уверенным в том, что обе штольни встретятся. Политика моего правительства представит собой серьезную попытку срыть горы недоверия и сделать мир более прочным»2232.

С копией этого письма в качестве пароля «журналист» Валерий Леднёв появился в рождественский сочельник 1969 г. у Эгона Бара, который, скорее всего, выставил бы гостя, если бы не увидел письма. Леднёв говорил только о своих «друзьях». Как Бар понял лишь позже, под ними подразумевался Брежнев, а не Косыгин; еще позже Бар понял, что Леднёвым руководил КГБ2233. Эмиссар сообщил: «Советская сторона готова к доверительному обмену мнениями, о котором можно дать обязательство, что ни сам его факт, ни его содержание когда-нибудь, все равно при каких обстоятельствах, не станут достоянием гласности»2234. Созданный таким образом «канал» функционировал, с одной стороны, с помощью почты: Кеворков передавал работавшему в Москве журналисту Хайнцу Лате зашифрованные письма, которые тот посылал главному редактору «Франкфуртер нойе прессе» Роберту Шмельцеру. Шмельцер передавал их Бару. С 1971 г. послания шли и через нового посла в Бонне В. М. Фалина, который сообщал непосредственно Александрову-Агентову2235. С другой – очень часто встречи происходили на служебной вилле федерального канцлера в западноберлинском районе Далем. Здесь Бар принимал Леднёва, которому не требовалась виза в Западный Берлин.