Личная близость усилилась в последующие два года, когда Брежнев и Киссинджер повторно встретились для предварительных переговоров. В мае 1973 г. Брежнев даже пригласил Киссинджера в свое охотничье хозяйство «Завидово». Это была особая честь, которой годом ранее уже удостоился французский посол, и более никто из западных гостей2328. Брежнев не только возил Киссинджера на чертовски быстрые прогулки на автомобилях и катерах, когда он сам сидел за рулем и большая скорость словно отбрасывала обоих назад. Киссинджер получил так же сомнительное удовольствие поохотиться с Брежневым2329. Как-то днем он обнаружил в своих комнатах охотничий костюм, подарок генсека. Хотя Киссинджер и не любил охоту, ему не оставалось ничего другого как присоединиться. Оговорку гостя, мол, он еще никогда не убивал животное, Брежнев парировал словами, что можно просто посмотреть. Вместе с переводчиком В. Суходревом они устроились на охотничьей вышке, после того как Брежнев убил двух кабанов, он распаковал принесенный с собой рюкзак. Там были закуски и бутылка водки, которую Киссинджер, правда, в своих мемуарах назвал «пиво»2330. Переводчик Суходрев наблюдал: «В этот момент на охотничьей вышке за столом сидели уже не государственные деятели с переводчиком, а просто-напросто мужики, так сказать охотники на привале…»2331

Даже если охотничья вылазка и была для Киссинджера сомнительным опытом2332, казалось, будто Брежнев с помощью личной близости к Киссинджеру хотел задушить в зародыше его сомнения относительно того, что Брежнев представляет что-либо иное, чем он сам. Он «задействовал» свое тело, чтобы подчеркнуть, что он не символ враждебного мировоззрения, а человек из плоти и крови, который стоит рядом с Киссинджером, подобный ему и всеми фибрами души желающий мира. Австрийский канцлер Бруно Крайский характеризовал Брежнева как «обнимающего медведя», который хотел физического контакта с каждым гостем2333. Перед приездом Никсона Киссинджер его предупреждал о пылких объятий Брежнева: «Он будет радушным, иногда и очень сердечным, включая и физический контакт»2334.

Политика тела

Действительно, Брежнев практиковал свою «политику тела» и по отношению к Никсону, когда тот прибыл в Москву 22 мая 1972 г. – через три дня после того, как Брежнев на майском пленуме ЦК своей партии заявил еще раз, что нормализация отношений с США принесет только преимущества для «мирного созидания» в Советском Союзе2335. Брежнев вверил протокольную часть, не относившуюся к его компетенции, Подгорному и Косыгину, и они приветствовали Никсона на летном поле. Но едва американский гость прибыл в Кремль, Брежнев увел его в свой кабинет для разговора с глазу на глаз, в котором участвовал только его переводчик2336. Для Брежнева в высшей степени было важно немедленно установить личный контакт, показать себя общительным человеком, чтобы исключить любые сомнения в своих мирных намерениях. Советский лидер хотел, чтобы Никсон познакомился с ним как с человеком, прежде чем он встретится с американским президентом в рамках официальной церемонии. Никсон приветствовал приглашение поговорить с Брежневым наедине, а не через посредников: «Если мы предоставим все решения бюрократам, то никогда не продвинемся». Брежнев согласился: «Да мы просто погибнем». На это Никсон ответил: «Нас просто похоронят в бумагах»2337. Молчаливый уговор имел двойной характер: мой бюрократический аппарат ничем не отличается от твоего, но они оба одинаково мешают делу. Мы решим проблемы только от человека к человеку. Потом Никсон говорил о сотрудничестве между Сталиным и Рузвельтом во время Великой Отечественной войны, и Брежнев был счастлив: они договорились о поддержании таких же прямых личных отношений и о том, чтобы не дать сбить себя с толку своим бюрократическим структурам2338. В конце концов, лидеры двух стран доверили друг другу свои проблемы. Брежнев рассказал, что он не может вести переговоры без Подгорного и Косыгина, а Никсон – что он еще не посвятил госсекретаря Уильяма П. Роджерса в то, что подпишет в Москве основные принципы предотвращения третьей мировой войны2339. Так два политика «поменяли знаки»: идеологический противник был сейчас партнером, а сподвижники стали оппонентами.