Разбуженный общественно-историческими катаклизмами субъект из народа, представший у Шолохова как равновеликая величина совершающейся истории, радикально меняет и свое внутреннее содержание, углубляет его настолько, насколько его не могла рассмотреть и понять вся русская классическая традиция, включая Толстого и Достоевского.

«Немой», прежде всего для содержания культуры, субъект из народа не просто заговорил, но начал нехотя, с усилием, поскольку это противоречило всему его историческому и психологическому опыту, менять само содержание истории, влиять на основные характеристики жизни.

Трагический гносеологизм писателя и не мог быть иным, так как разбуженная в реальности «середка» народа совершала невиданное количество ошибок, поддаваясь завлекательным речам и лозунгам то одних, то других «образованных людей» («спутали» вы нас, «образованные люди», – говорит Григорий Мелехов в «Тихом Доне», и его же Шолохов проводит через восприятие взглядов и идей многих героев – Гаранжи, Бунчука, Подтелкова, безымянного английского офицера, Листницкого и многих других), с трудом выходя на собственное понимание жизни.

Но этот гносеологизм писателя невозможен без соединения с фундаментальными ценностями, без опоры на которые вся эта борьба и поиск новой жизни пустая трата времени. Аксиологический багаж шолоховских героев – от «Донских рассказов» до «Судьбы человека – однороден и не меняется в зависимости от изменившихся исторических обстоятельств. Это опора на народные историософские и философско-психологические представления и ценности. Они сформированы всей предыдущей духовной деятельностью народа – от фольклора до религиозных воззрений, они неизменны, они идеальны, они ориентированы на устойчивость и незыблемость дальнейшего существования народа. Поэтому-то народное целое – и автор показывает нам это как свою заветную идею – противится всяким процессам, искажающим эту основу, подвергающим ее эрозии.

Шолохов показывает, как это народное целое порождает из себя в образе немногих, но «лучших людей» (о которых мечтал Достоевский), подлинную квинтэссенцию настоящих бытийных свойств, в которых происходит кристаллизация новых состояний народной души. Эта философская основа нового народного гуманизма, представленная у Шолохова в облике лучших его героев, не может не пониматься как философский прорыв в понимании и описании человека в художественной культуре ХХ века.

Философски-художественный способ Шолохова условно можно было бы обозначить, как русский номинализм, где имплицитно присутствует желание художника определить предмет и явление действительности так, что оно уже не получает никаких дополнительных характеристик по своей основной бытийной сути. Это своеобразный философский реализм. Это вовсе не противоречит реальному развитию характеров и психологии героев в произведениях писателя. Новизна человеческого материала и уникальность историко-культурной ситуации потребовали от Шолохова максимально быстрой фиксации происходящих изменений во всех положениях его персонажей. Это приобретает оттенок известного монументализма, когда происходит затвердение и переход материала в новое, уже определившееся качество. Онтологическое начало разливается по всем произведениям Шолохова, не давая возможности перу писателя остановиться и отдохнуть на каких-то проходных и второстепенных нюансах и деталях во всем – от внешности героев до реакции самого автора.