Операции на Карпатах требовали все новых и новых жертв.

Уже сотни тысяч цвета русского народа покрыли своими телами склоны Карпат. Но требовались еще сотни тысяч… Взять сразу негде было, так как свежее пополнение в тылу России было еще не подготовлено для войны, поэтому наше главное командование решило от каждой дивизии, состоящей из четырех полков, оторвать по одному полку и послать на Карпаты. Таким образом, был взят на Карпаты 19-й Костромской полк нашей дивизии. Но наше главное командование по своей близорукости не ограничилось только этим. Оно снимало, ни мало не смущаясь, с ближайшего к Карпатам фронта целые пехотные дивизии и заменяло их спешенными кавалерийскими частями. Кавалерия в окопах! Получалось и смешно, и глупо. Этот род оружия, будучи приспособлен к совершенно особым боевым действиям в открытом бою, ничего не имел общего с позиционной войной.

Роль конницы на войне другая. Разведка, налеты, преследование отступающего противника, быстрые охваты, прорыв в глубокий тыл неприятеля, поддержание связи между частями армии – вот, собственно, ее задачи. Но пребывание в окопах спешенных частей кавалерии, совершенно незнакомых с условиями позиционной войны, было не только бесполезно, но прямо преступно. В других местах дыры, образовавшиеся после ухода частей на Карпаты, затыкались ратниками ополчения 2-го разряда. Их называли «крестоносцами», потому что на шапках вместо кокарды они носили медные кресты. Эти люди, находившиеся уже в солидном возрасте, именно лет под пятьдесят, представляли собой совершенно негодный для несения боевой службы элемент. При виде этих «отцов», обремененных тяготами войны, трудно было удержаться от улыбки сожаления. Обыкновенно такого рода частям давались самые спокойные участки где-нибудь за рекой, за болотом и т. п. Здесь «крестоносцы» чувствовали себя не хуже, чем дома. Они преспокойно тут же, на позиции варили кашу, почти не заботясь об охране, все время охали и жаловались на свою несчастную судьбу. О немцах у них было какое-то фантастическое представление, как о каком-то чудовище, которому совершенно бесполезно сопротивляться. Поэтому зачастую стоило только нескольким немецким разведчикам показаться перед окопами «крестоносцев», как эти последние с криками: «Немцы! Уходи, братцы!» бросали окопы.

И затем не малого труда стоило нашим линейным войскам брать эти окопы обратно. Мы, рядовые офицеры, с беспокойством наблюдали за этим систематическим ослаблением нашего Прикарпатского фронта. Мы словно предчувствовали что-то недоброе. Не нужно было быть большим стратегом, чтобы понять ту опасность, которая над нами нависла. В тылу у нас не было никаких резервов. Все было брошено на Карпаты. Позиция же наша была так слабо укреплена, что немцам ничего не стоило ее прорвать. Что же получалось? А получалось то, что достаточно было немцам прорвать здесь наш фронт, как вся наша карпатская огромная армия очутилась бы под угрозой быть отрезанной. И ей волей-неволей нужно было бы отступить, утратив все то, что было достигнуто такими колоссальными усилиями и жертвами. Это и случилось весной 1915 года. Однако вернемся к прерванному рассказу.