С самого вечера мы были на ногах и занимали свои места в окопах. Я был в центре взвода, прапорщик Муратов присутствовал на правом фланге, а подпрапорщик Бовчук находился на левом фланге. Солдаты, фигуры которых уже трудно становилось различить в темноте, молча стояли, прислонившись к сырой стенке окопа. Состояние духа у всех было напряженное, выжидательное.

Позиция наша была плохо укреплена. Это внушало мне некоторое беспокойство. Правда, впереди проволочных заграждений было заложено несколько фугасов, но я отлично понимал, что они не могли иметь большого значения.

Слухи, однако, оправдались. Около часа ночи, когда землю окутал непроницаемый мрак, вдруг со стороны немцев раздался артиллерийский залп, за ним другой… С шумом пронеслись снаряды. Молнии шрапнелей ярко блеснули над участком соседней 42-й дивизии. Снова где-то правее раскатисто загрохотали орудия, и в ту же секунду несколько шрапнелей с треском лопнули недалеко от проволочных заграждений, осветив на мгновение, точно электричеством, наши окопы. Лица солдат было серьезно-сосредоточены и хмуры.

За первыми очередями начался ураганный обстрел наших позиций из нескольких легких и двух мортирных батарей. Немцы сосредоточили огонь главным образом по участку 42-й дивизии, упиравшемуся почти перпендикулярно в Дунаец. Это было самое больное место нашего плацдарма, так как, прорвав здесь, немцы сразу же выходили во фланг и в тыл всему нашему полку, занимавшему этот плацдарм. Кроме того, тут были очень удобные подступы для их наступления.

Огонь немцев достиг высшего напряжения. В ушах звенело от непрерывного грохота и шума. Снаряды десятками взрывали землю вокруг наших окопов. Визжали осколки… Ярко блеснуло огнем, лопались в воздухе шрапнели… Подобно громадным жукам, жужжали дистанционные трубки. Всюду с визгом, воем и шумом носилась смерть.

Темнота ночи еще более усиливала впечатление. Ничего не было видно, что делалось вокруг, и оттого на сердце становилось жутко и неспокойно. Так и казалось, что немцы под прикрытием этого ураганного огня уже идут колоннами. Но почему же секреты ничего не доносят? Что же спит наш прожектор?

Солдаты жались к передовой стенке окопа, низко пригибаясь к земле, ожидая только моего приказания открыть огонь.

Вдруг мне пришла в голову счастливая мысль: около правого фланга моей роты уцелели от деревушки два сарая, один поближе к окопам, а другой подальше. Я решил зажечь ближайший и тогда при свете этого огромного факела будет видно, что предпримут немцы.

– Клопов, ты здесь? – спросил я, всматриваясь в темноту, но в двух шагах ничего не было видно.