Рана моя временами нестерпимо болела, в глазах темнело, и мне казалось, что я вот-вот свалюсь с лошади. К физической боли присоединилось еще угнетенное душевное состояние при виде печальной картины отступления… Все это произошло так неожиданно и быстро. «Ведь еще вчера только мы стояли у Дунайца твердые, уверенные в своей мощи, а сегодня улепетываем, только пятки сверкают», – с горечью думал я, уныло глядя в залитую солнцем ширь холмистых полей, по которым чернели то там, то сям отступающие колонны обозов.

Со все возрастающим нетерпением я вглядывался в окружающую местность, надеясь, что вот-вот мы достигнем какого-нибудь рубежа с заранее сильно укрепленной позицией, где наши войска, наконец, остановятся и дадут врагу должный отпор. Но мы отступали уже почти целый день, а на какую-нибудь укрепленную позицию не было даже и намека. Это уж была непростительная халатность нашего высшего командования или, прямо, настоящее предательство. Неужели наши штабы не смогли додуматься до такой простой вещи, что нельзя же в самом деле укреплять только одну передовую позицию, а весь ближайший тыл оставить голым, хоть шаром покати.

Десять месяцев наша армия оперировала в Галиции, и решительно ничего не было сделано для закрепления галицийского плацдарма, хоть бы взяли пример с немцев. У них в полуверсте от первой линии вторая укрепленная линия, потом в версте третья линия, бывает и четвертая, затем через каждые 10–20 верст непременно есть сильно укрепленная полоса с многими рядами проволочных заграждений, с тяжелыми блиндажами и т. п. Вот это и называется «закреплением пройденного пространства». А наши господа генералы и уставчики-то сами составляли, и нас заставляли вызубривать их чуть не наизусть, а сами проворонили такую простую военную истину, которую должен был знать каждый юнкер младшего курса. Ну не возмутительно ли?..

В пятом часу дня в разных частях фронта глухо загудела орудийная канонада. Особенно часто слышались громовые раскаты на фронте нашей дивизии. По-видимому, наши части остановились, и местами закипел жаркий бой.

К прапорщику Харитонову подскакал запыхавшийся ординарец на взмыленной лошади и подал пакет. Было приказано остановиться обозу в деревушке N. Деревушка N была в расстоянии версты от того места, где нагнал обоз ординарец из штаба полка.

Небольшая, но чистенькая деревушка N по прибытии туда нашего обоза тотчас наполнилась криками солдат, ржанием лошадей, стукотней и шумом. Все дворы и садики были заставлены повозками и лошадьми. На одной из халуп у шоссе сейчас же вывесили флаг Красного Креста. Здесь наспех был открыть полковой перевязочный пункт. В соседней халупе поместились прапорщик Харитонов, я и два офицера нашего полка, контуженные 22 апреля. Один был помощник начальника пулеметной команды поручик Стежков и штабс-капитан Ласточкин.