Причем контузия его была очень сомнительная. Но наш добрейший старший врач Исай Лазаревич в таких случаях был очень снисходителен и давал возможность под видом контузии «отдохнуть» в обозе утомленному боями офицеру или солдату Впрочем, поручик Стежков не манкировал. Его побледневшее лицо и временами легкое вздрагивание головы говорили за то, что он действительно довольно сильно был контужен.

Я предоставил Францу устраивать мой уголок и позаботиться обо всем необходимом, а сам вышел в садик. На дворе было тепло и хорошо. По всему фронту неумолчно гремела канонада, где-то близко лилась человеческая кровь, и в голубую лазурь небес уносились глухие стоны раненых и умирающих…

Но здесь было так мирно и уютно! Солнышко пронизывало ослепительными, золотистыми нитями листву садика, играя своими лучами в зеленоватой воде поросшего травой и тиной небольшого прудика. Несколько жирных карасей недвижно стояли на поверхности воды, нежась на солнышке. При моем появлении они едва заметно шевельнули хвостиками и лениво ушли в глубину. Я остановился как вкопанный. Сердце во мне так и заиграло. Во мне проснулся рыбак. Я забыл и про грозную канонаду, и про собственную рану, и про свои невеселые думы и опрометью бросился бежать в свою халупу. Франц мне раздобыл где-то тонкую иголку, я ее накалил на свечке, и вмиг был готов крючок. За длинным прутом и ниткой тоже остановки не было, и через каких-нибудь полчаса я, уже забыв все на свете, не спускал пристального взгляда с грубо сделанного поплавка. Но здешние караси, видимо, были мало знакомы с таким приспособлением, как удочка, и потому, невзирая на мой самодельный крючок и неуклюжий поплавок, брались один за другим, доставляя мне этим неизъяснимое наслаждение.

Уже вечерело, когда, поймав чуть не с полведра золотистых карасей, я с торжеством отнес их Францу, чтобы он приготовил на ужин, а сам собрался опять идти в садик погулять в вечерней прохладе, когда вдруг со стороны шоссе послышались шум повозок, суета и чьи-то громкие приказания. По голосу я узнал, что это был Исай Лазаревич. Я выглянул в раскрытое окно. Оказалось, что привезли раненых на нескольких подводах. Санитары суетились около них. Некоторых раненых они заботливо вели под руку, а других вносили на носилках. Подводы оставались ждать на шоссе, так как раненых после перевязки должны были эвакуировать дальше. В соседей комнате, служившей перевязочной, послышались возня, стук, шуршание ног и сдавленные стоны. Я невольно сморщился. Только что пережитая, заставившая меня забыться идиллия с тихим зеленым садиком, с золотыми карасями сменилась суровой, неумолимой действительностью…