Часто вопли этих несчастных жертв доносились до нас, и сердце наше обливалось кровью…

О, если бы мог слышать эти вопли сам генерал Ткачевский – этот пустоголовый честолюбец, которого, кстати сказать, мы никогда не видели в окопах! Да, господа русские генералы, нельзя было так безрассудно и жестоко швырять человеческими жизнями, когда этого совершенно не требовала боевая обстановка, как это делали вы в минувшую мировую войну!

Германцы шутя отбивали эти смелые вылазки с нашей стороны. Но, в конце концов, как надоедливая муха, мы вывели их из терпения, и они однажды решили нам отомстить. На позиции стоял 19-й Костромской полк нашей дивизии. На правом его фланге наша главная укрепленная линия отходила коленом назад, так как в этом месте река Шара делала крутой изгиб. Для наблюдения за противником на ночь вперед на небольшую возвышенность, находившуюся как раз против разрушенной деревни Якимовичи, выставлялась сторожевая застава из одного взвода. Место расположения заставы было совершенно не укреплено и от нашей передовой линии находилось на довольно значительном расстоянии. Существовала только телефонная связь с той ротой, от которой застава выставлялась. Таким образом, над заставой висела постоянная смертельная опасность быть в одну прекрасную ночь уничтоженной противником.

Так оно и случилось. Немцы до поры до времени оставляли в покое заставу, но не выпускали ее из виду и готовили костромичам неожиданный сюрприз. В роковую для себя ночь люди заставы привыкли к тому, что здесь немцы не тревожат, в полной уверенности, что и на этот раз все сойдет благополучно, беспечно завалились себе спать в своих землянках, положившись на бдительность выставленного караула и часовых, а какой-то там прапорщик, начальник заставы, умудрился даже раздеться и лечь спать как ни в чем не бывало в одном белье, потому что ему, видите ли, было жарко в землянке.

Ночь была туманная и темная. Немцы в количестве полуроты незаметно подкрались и без выстрела бросились на нашу заставу. Поднялась невероятная суматоха, крики, беспорядочная стрельба. Сонные солдаты, разбуженные криками и стрельбой, обезумев от ужаса, выскакивали из землянок и тут же закалывались германцами или уводились в плен. Сам герой этой непростительной халатности – прапорщик едва успел убежать в одном белье.

По всей нашей линии поднялась тревога. Затрещали пулеметы, открыла огонь артиллерия. Словом, поднялась такая суматоха, что получилось впечатление настоящего наступления. Из штаба дивизии непрестанно звонили и спрашивали, в чем дело. А горсточка немцев, наделавшая столько шума, преспокойно убралась себе восвояси, и стрельба вскоре затихла. От заставы же осталось только десять человек, остальные двадцать были или заколоты, или уведены в плен.