Фаина сказала мне:

– Андре, предупредите немедленно Замбахидзе о вашем отъезде. Начальник учетного отдела только что принес мне списки женщин, подлежащих отправке завтра рано утром. Вы тоже в этих списках. Вас отправляют в сельхоз № 3. Только Замбахидзе может помешать этому.

Обескураженная, я побежала к Литвинову и рассказала о нависшей надо мной угрозе. Доктор отправился к Замбахидзе, но тот уже несколько дней лежал в постели с туберкулезом. Главврач коротко ответил:

– Она не поедет.

Я провела ужасную ночь, хотя Елена и Нина уверяли меня, что словам Замбахидзе можно верить. И действительно, в шесть часов утра, в момент моего отъезда главврач подошел к начальнику учетного отдела, потребовал у него мои документы и знаком дал мне понять, что я могу вернуться в барак. С тех пор меня никто не беспокоил. Узнав о случившемся, Мария Степанова вызвала к себе начальника учетно-регистрационного отдела, прилюдно устроила ему выволочку и запретила заниматься в будущем учетом медицинского персонала. Я радостно повторяла русскую поговорку: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».

Утром 1 января 1953 года мы пожелали друг другу счастливого нового года. Но мы хорошо понимали, что это всего лишь слова. На что мы могли надеяться? В довершение ко всему, как будто для того, чтобы уже окончательно развеять наши иллюзии, к нам прибыл огромный этап заключенных, от которых отказался сельхоз № 6: там для них больше не было места. Эти несчастные были ужасающе грязны. Я поделилась местом на нарах с молодой женщиной-врачом, осужденной за то, что, соблазнившись парой резиновых сапог, она согласилась сделать аборт девятнадцатилетней продавщице. Та на радостях проболталась, а врача арестовали и приговорили к восьми годам лагерей по статье 142 Уголовного кодекса[155].

Другая часть этапников состояла из директоров и продавщиц магазинов, обвиненных в растрате и присвоении имущества, за что им дали от пятнадцати до двадцати пяти лет лагерей. Кроме них, в этом этапе было немало председателей колхозов и совхозов. Последние оказались в лагерях потому, что в сезон 1951–1952 годов случился неурожай кормовых культур, и председатели колхозов и совхозов, получив положительное заключение ветеринарных комиссий, решили забить скот, чтобы не дать ему умереть от голода в хлевах. Неожиданно на рынках в изобилии появилось мясо по низкой цене. Но Кремль не поддержал столь значительное сокращение поголовья скота (хотя и понимал, что оно было вынужденным) и, чтобы скрыть нехватку кормов, объявил это вредительством. МГБ обвинил председателей колхозов и совхозов в том, что они, будучи участниками антипартийного заговора, намеренно забивали советский скот. Одним словом, типичная история, закончившаяся арестом мнимых заговорщиков. Это были обычные методы, применяемые в СССР при Сталине, для того чтобы переложить на других ответственность за ошибки, совершенные власть имущими. Что касается директоров магазинов и продавщиц, то они оказались здесь либо потому, что не смогли выполнить план по продажам, либо потому, что несколько увлеклись торговлей на черном рынке. Этот приток заключенных был хорошим «подарком» к Новому году: он оставил нам еще меньше надежд на перемены в политике советского руководства. Мое возвращение во Францию отодвигалось на все более и более неопределенный срок.