Маулина дала мне понять, что я должна поторопиться, если хочу, чтобы завели мое дело, поскольку справки действительны всего один год.

Сразу же после окончания рабочего дня я написала в МВД в Москву с просьбой выслать мне свидетельство о браке с Трефиловым, конфискованное в 1937 году.

В апреле меня снова вызвала к себе Маулина и повела в секретный отдел, оставив один на один с секретаршей. Та вынула из ящика стола бумагу и зачитала мне. Это был ответ на мое имя из МВД Архангельска: мне напоминали о том, что я являюсь советской гражданкой, и, до тех пор пока я не получу разрешения вернуться во Францию, мне запрещены какие-либо контакты с французским посольством. Я не возражала, понимая, что должна вести себя осторожно и сохранять спокойствие.

Вернувшись домой, я обнаружила в почтовом ящике письмо от Анны Тарачевой, моей подруги по 4-му лагпункту. После выхода из лагеря я отправила из Кирова ее заявление о пересмотре дела. Анна написала мне, что к ней приезжал ее бывший следователь, чтобы собрать дополнительные сведения для пересмотра дела. Анне, крымской гречанке, было тридцать пять лет, и она была очень привлекательной. К началу войны она работала бухгалтером в Тифлисе. В 1941 году она попала в плен к немцам и, прекрасно зная немецкий язык, получила работу диктора в театре. После войны она возвратилась Тифлис и вернулась к своей работе. Но в 1947 году ее приговорили как врага народа к двадцати пяти годам лагерей и десяти годам ссылки. У Анны в Вятлаге родилась дочка Ирочка, которую в трехлетнем возрасте отправили в детский дом. Несчастная женщина была в отчаянии. Она просила меня найти для ребенка куклу, говорящую слово «мама», чтобы малышка ее не забыла.

17 апреля я получила, впервые за семнадцать лет, письмо из Франции. Жанна писала, что все члены нашей семьи живы, за исключением матери, умершей в 1937 году. Сестра прислала мне все необходимые бумаги и обещала в ближайшее время выслать фотографии. Теперь нужно было найти нотариального переводчика, но в Молотовске такого не было, и мне пришлось ехать в Архангельск, где я узнала, что документы подобного рода могут перевести только в Москве, в Министерстве иностранных дел. Мне ничего не оставалось, как отправить туда мои документы, что я и сделала 29 апреля.

Первого мая был выходной день, и по случаю праздника каждому из нас выдали по три кило муки, кило сахара, пол-литра масла, фунт свежего мяса и мороженую треску. Можно было достать и сливочное масло, но по шестьдесят рублей за килограмм. Чтобы все это купить, нужно было отмечаться в очереди три дня, магазины работали до полуночи. Повсюду слышалась ругань баб и мужиков, боявшихся, что им не достанется водки.