«Я журналист, — ответил он, — и мой долг — рассказывать читателям правду».
«Твой долг — рассказать читателям, что самого популярного в истории президента не любили в школе?
«Это всё мои ассистенты, — сказал Игорь, используя ту же отговорку, что и я ранее. — Но я готов под этим подписаться».
«Ты меня глубоко ранил. Я не могу тебя понять, не могу понять твоего желания сделать больно и мне, и ему!»
Позже в этот день президент сказал шефу протокола Энджиру Биддлу Дьюку: «А вот и Олег. Ему можно доверять — и это одно из его больших достоинств».
Только потом я узнал, что президенту в подробностях доложили о моем разговоре с Игорем. Из соображений безопасности все телефонные линии прослушивались.
В последний раз я видел президента в начале ноября 1963 года на обеде в квартире Стивена и Джин Смит на Пятой авеню. Там присутствовал Эдлай Стивенсон — я помню это отчетливо, — отговаривавший его ехать в Техас. Уходя домой, я спросил президента: «Почему вы все-таки собираетесь ехать? Ваше близкое окружение вас от этого отговаривает».
Он пожал плечами и улыбнулся. Мы пожали друг другу руки. Больше я об этом не задумывался; я часто спрашивал его, почему он сделал это или не сделал то. Это была реплика, брошенная
Примерно через неделю, когда я был на ланче в маленьком ресторанчике недалеко от моего шоу-рума на Седьмой авеню, кто-то сказал, что президента застрелили в Далласе. Я никак на это не отреагировал, даже не знаю почему — возможно, новость показалась мне слишком невероятной, а возможно, я счел ее дурной шуткой. Я вернулся в студию, где все слушали новости по радио. Президент скончался. Я пошел в свой кабинет, закрыл дверь и просто сидел там, уставившись в одну точку. В таком же состоянии полной прострации я находился после смерти мамы. Потом придут моменты, когда меня будет охватывать глубокая печаль при мысли, что целая эпоха канула в вечность… Но и тогда, и сейчас я не могу до конца в это поверить. Каждый раз, бывая по приглашению семьи Кеннеди у кого-то из них в гостях, я чувствовал, что для меня это попытка воссоздать магию тех времен. Таких встреч будет много — в Хайанис-Порте, Палм-Бич, Солнечной долине в Айдахо (где я однажды приготовил спагетти для тридцати восьми отпрысков семьи Кеннеди и их друзей). Я был очень благодарен Роберту Кеннеди, когда он разделил мою озабоченность судьбой американских индейцев, приняв ее к сердцу гораздо ближе, чем его брат; и я был потрясен, когда его тоже убили. Этой семье пришлось пройти через многое, но отблеск былой славы все еще мерцал в отдалении, а вместе с ней — надежды ее вернуть. Возможно, это просто способ облегчить боль для тех, кто мечтал о возвращении идеалистической и элегантной эпохи Кеннеди. Эта мечта не исчезла.