С Джеки я остался в дружеских отношениях, но наши деловые отношения прекратились. Время от времени мы с ней вместе обедали.

^{Чета Кеннеди}

Я был всего лишь одним из его приближенных, но воспоминания о президенте навсегда остались со мной. Он ушел так внезапно, что его образ не померк; кажется, только вчера я видел его в квартире Стивена Смита. В глубине моей души живет вера, что мы скоро увидимся и будем вести философские беседы, играть словами и обсуждать девушек, и он снова спросит меня: «Что в ней такого, Олег? Что делает ее лучшей?»

Лучшим был он сам. У него было для этого всё, и с тех пор мы не видели ему равных.

Глава 12 В авангарде изменений

Глава 12

В авангарде изменений

^{Олег Кассини, 1970-е годы}

У меня всегда были проблемы со сном. Бессонница, однако, стала для меня как проклятием, так и благословением судьбы; теперь это мой старый друг. На столике у кровати всегда лежат книги и блокнот, чтобы запечатлеть образ, оставшийся со мной при внезапном пробуждении. А иногда лучшие идеи приходят мне в голову, когда я тщетно пытаюсь уснуть.

Где-то в середине 1950-х я проснулся ночью с отчетливо звучащими у меня в голове первыми строками из «Ада» Данте, сильно взволновавшими меня: Nel mezzo del commin di nostra vita mi retrovai per una selva oscura… (Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…).

Тогда я как раз находился в середине жизненного пути, наслаждаясь успехом, но в глубине души понимая, что мне этого недостаточно. Я создавал элегантные и хорошо продающиеся коллекции женской одежды. Скоро у меня будет столько денег, что мне на две жизни хватит, но разве это все, на что я способен? Неужели Олег Кассини до конца жизни так и останется только модельером?

Я подумал о Леонардо. Если растешь во Флоренции, гений Леонардо всегда с тобой, где-то в глубинах твоего сознания. Леонардо был не только художником или скульптором. Он создавал стихи, замки, оружие, летательные аппараты, акведуки, парки. Его творческие способности были ограничены только силой его воображения.

Конечно, я не равнял себя с Леонардо. Но я мог в меру своих скромных возможностей, в стилистике XX века, расширить представление о том, на что способен дизайнер. Я не обязан был ограничиваться только платьями, хотя мода в те дни была узкоспециализирована. Ты создавал платья, или шляпы, или перчатки. Ты делал вещи для женщин (для мужчин в те дни шили только портные, чья идея радикальных перемен в моде состояла в изменении широты лацкана на четверть дюйма). Лет семь-восемь ты занимался своим делом, зарабатывал на этом деньги, после чего сходил со сцены. Я могу назвать вам не меньше двадцати имен дизайнеров, очень популярных в 1950-е и 1960-е, которых теперь никто не помнит. Это не значит, что они были плохи, просто творческое воображение с годами меркнет, особенно если оно ограничено одной-единственной категорией одежды.