«У него в Париже мы в Музее современного искусства, в Довиле — у Пруста, — рассказывал Ролан Пети. — Ив любит создавать спектакли вокруг себя. Что, как вы думаете, он хотел бы поставить на сцене? Балет а-ля Висконти? Нет. „Летучую мышь“? Конечно нет. Он доверил мне однажды свою мечту: „Четырехгрошовую оперу“[768], в которой действие происходит в 2000 году. Я увиделся с Пьером, рассказал ему об этом проекте. Он сказал: „Не ввязывайся в эту авантюру“». Ролан Пети, ностальгически вспоминавший 1950-е и 1960-е годы, был поражен отношением кутюрье к их последнему общему спектаклю в 1977-м. «Платья с булавками — по-моему, это самоуничтожение».
У кутюрье был такой строгий вид, какой бывает у очень ранимых людей, защищавших себя от боли. «Я не боюсь смерти. Я знаю, что смерть может прийти в любой момент, но, что странно, я не чувствую, что она потрясла бы мою жизнь»[769]. Он проявлял странное безразличие к боли, особенно к боли других людей. «Когда вы болеете рядом с Ивом, лучше уйти болеть куда-нибудь в другое место», — говорил один из близких. Гиперчувствительность затрагивала в нем другие области, но не сердце. «Его можно тронуть небольшим клочком шерстяной кисеи!» — говорила мадам Фелиса. Но при этом в нем не было высокомерия. «После мадемуазель Шанель это первый кутюрье, кто пригласил меня на ужин, — заметил парикмахер Александр. — Шанель не приглашала меня, она просила остаться. Что касается остальных, они даже не думали об этом». Поль, его водитель, сопровождал его каждое утро в модный Дом: «Мы возвращаемся домой в обеденное время. Потом опять уезжаем. Он всегда садится рядом со мной, а его собака сзади (Мужик II). За исключением тех случаев, когда у него гость».
Все в его поведении доказывало, что он с чем-то боролся, находясь на самой вершине славы, где застыл в этом медийном признании. Американцы окрестили его Пикассо моды, теперь он считался «художником», который иногда вызывал непонимание. Но ведь и меценат Дусе, купивший «Авиньонских девушек» Пикассо, своим выбором не добавил ценности его таланту. Шанель, крупнейшая поставщица моды, принятая в высшем обществе, финансировала балеты «Русских сезонов». Скиапарелли работала с Кокто, Бераром, Вертесом, Ман Реем. Диор знал Париж во времена бурных 1920-х, его тогдашние друзья были Анри Соге, Макс Жакоб, Эрик Сати, а потом он стал директором художественной галереи. Каждый из этих кутюрье принимал непосредственное участие в художественной жизни своего времени, как и Сен-Лоран во времена Энди Уорхола и поп-арта, которые совпали с дебютом коллекции