Направо находилась комната с зеркалами Клода Лаланна, чьи рамки были оплетены розовыми водяными лилиями. «Я хотел чего-то вроде Амалиенбурга[761], комнату мечты с малым количеством мебели и водной атмосферой. Иногда ночью здесь немного беспокойно». Большая гостиная на первом этаже стала настоящим музеем современного искусства. Первая покупка? Ив говорил о Мондриане, Пьер Берже — о Кирико[762]. За 1980-е годы коллекция расширилась: Фернан Леже («Натюрморт в духе кубизма с шахматной доской», 1917), Пикассо («Табурет», 1914), Матисс (его первый коллаж, 1937), Сезанн («Гора Сен-Виктуар»), Вюйар (портрет матери и сестры, 1890), а также Боннар, Брак, Гейнсборо, Мунк, Делакруа, Клее, Энгр «Портрет уличной женщины». Куда бы ты ни повернулся, везде жила красота: даже на дверях, где незаметно были прикреплены этюды Делакруа. Все отражалось в большом зеркале. В другой части комнаты, на мольберте, стояла картина — ребенок с собакой — под названием «Голубое дитя», это портрет Луиса Марии де Систу-и-Мартинеса кисти Гойи. Помимо змей (кресло с кобрами Эйлин Грей) и птиц, встречались странные звери в тени роскошной оранжереи, с диванами, покрытыми шкурой пантеры, с обелисками из горного хрусталя и двумя колоннами, похожими на нигерийские статуэтки, которые словно служили телохранителями этрусской вазы. «Симметрия успокаивает меня, отсутствие симметрии меня беспокоит», — говорил Ив Сен-Лоран, будто одиночество предмета ему было более невыносимо, чем одиночество человека. Ив любил множить эти фатальные совпадения, например, разместив эмалированную тарелку с Генрихом II и цветком лилии на месте его смертельной раны рядом с эмалированной чашкой, принадлежавшей Диане де Пуатье, любовнице Генриха II, где тоже был нарисован цветок лилии. Он с юмором цитировал одно из высказываний Пруста: «Ибо если титул сомнителен, зато где только не увидишь гербы — и на посуде, и на столовом серебре, и на почтовой бумаге, и на сундуках»[763].
Вот опись посуды и меблировки на ужине, данном в честь