Лето, однако, проходило, а в Дагестане не только никаких дел не было, но даже спокойствие царило такое полное, какого и в обыкновенное время не бывало. Что за причина? Дело объяснилось вскоре. Около половины июля мы узнали, что Шамиль, собрав большую толпу своих горцев и часть чеченцев, направился опять к Лезгинской линии, но уже не к правому ее флангу, а к левому, то есть к Кахетии, что он произвел там целый ряд набегов на беззащитные села грузин, разорил их, захватил много жителей в плен и в том числе семейство князей Чавчавадзе и Орбельяни, проводивших лето в своей кахетинской деревне Цинондалы…

Известие это поразило всех, но на меня, так долго прожившего в Кахетии, знавшего всякую там тропинку, все эти мирные цветущие села, всех этих грузинских князей, оно произвело потрясающее впечатление!.. Я никак не мог сообразить, каким образом значительная неприятельская партия могла пройти всей открытой долиной Кахетии, переправиться через Алазань, на почтовую дорогу между Телавом, Сигнахом и Тифлисом, в самое сердце грузинского населения, и напасть на Цинондалы, большое многолюдное селение, забрать всех княгинь с их детьми и прислугой в плен и опять переправиться через Алазань безнаказанно?.. Рассказывали различно, объяснений, обвинений и оправданий было много, но дело все же оставалось темным.

Шамиль совершил, таким образом, удачный набег, но только набег, в тесном смысле этого слова. Никакого важного результата из своего движения со значительным сборищем он не извлек.

В Тифлисе после выезда князя Воронцова за границу оставался главным начальником края (на правах командира отдельного корпуса) генерал от кавалерии Реад, человек вовсе незнакомый с Кавказом и вообще по странной случайности очутившийся в деятельности, не соответствовавшей вовсе ни его подготовке, ни его предшествовавшей служебной карьере. При первых известиях от телавского уездного начальства, что 3 и 4 июля шамилевские орды вторглись в Кахетию, жгут и грабят, встречая отпор лишь в нескольких милиционерах, тифлисское начальство забило сильную тревогу, можно сказать даже – с оттенком некоторой паники, и стало побаиваться уже чуть ли не за самый Тифлис, а еще более за Военно-Грузинскую дорогу – единственное сообщение тогда с Россией. И за какую же часть дороги генерал Реад больше всего тревожился? За ту, которая лежит между Душетом, Анануром и Кайшауром, на южном склоне хребта, по Арагве, среди исключительно грузинского населения!.. Даже ко Мцхетскому мосту придвинули два батальона с артиллерией… Все это в том предположении, что Шамиль через Тушетию (?) двинется в эту сторону и займет Военно-Грузинскую дорогу – предположение, не выдерживающее никакой критики и возможное только со стороны людей, не имеющих понятия ни о местности, ни о народонаселении, ни – и это главное – об условиях, среди которых Шамилю приходилось действовать. Здесь не место вдаваться в разбор и доказательства моего резкого определения, это дело будущего историка Кавказской войны, я только мимоходом и почти невольно коснулся этого эпизода. Ограничусь только замечанием, что если бы хотя половина тех батальонов, эскадронов и пушек, которые были приведены в движение около Мцхета, Душета, Тионет и в других местах после вторжения Шамиля, были заблаговременно расположены за Алазанью, по так называвшемуся тогда левому флангу Лезгинской линии, которому всегда, в течение десятков лет, грозила опасность вторжений, то ни кахетинских сел бы не разорили, ни княгинь бы в плен не увели и не из-за чего было бы в панику впадать, опасаясь за Тифлис и Мцхеты…