В Ставрополь я приехал утром и прямо к начальнику штаба генерал-майору Капгеру. Принял он меня весьма любезно, расспросил о подробностях нашего движения в Чечне, пригласил напиться у него чаю, после чего вместе отправиться к командующему войсками. Чай был подан в саду; молодая супруга недавно женившегося генерала в роли хозяйки была очаровательна; сервировка, и печенье, и весь ensemble при великолепном солнечном весеннем утре были так блестяще хороши, что я, втянувшись в жизнь лагерную с ее неказистой обстановкой, не мог не любоваться и не подумать: ведь есть же такие счастливцы на свете!..

Приехали к командующему войсками. Генерал Козловский попросил начальника штаба прочитать донесение, затем расспросил у меня некоторые подробности, выразил сожаление об оставлении бароном Врангелем службы на Кавказе, вспомнил несколько эпизодов проезда нового главнокомандующего по левому флангу линии, послуживших поводом неудовольствий, и прибавил: «А ведь я, как, старался удержать барона от возражений Николаю Николаевичу, ведь нельзя же, так, раздражать главнокомандующего, если бы он даже был и не совсем прав, как. Теперь отдохните, как, от дороги, а в три часа приходите к нам пообедать, как, а там уже Александр Христианович (Капгер), как, распорядится насчет вашего обратного отправления, как, как».

Я откланялся и отправился в «Белый лебедь», чтобы скорее повалиться на сивернейшую койку и заснуть, а то я уже у командующего войсками едва держался на ногах.

К трем часам явился я к обеду и был представлен Анне Васильевне Козловской. И сам Викентий Михайлович, и его супруга были добрейшие, гостеприимные люди; его, старого кавказского ветерана времен ермоловских, знал весь Кавказ, после женитьбы в Москве узнала немалая часть Москвы, а в последние годы жизни в Петербурге узнал чуть не весь военный Петербург. Почтенный, заслуженный человек был покойный Викентий Михайлович, лихой боевой офицер, тип старого кавказского офицера без страха и упрека, но с ограниченным образованием. Командовал он Кабардинским полком, с которым совершил знаменитую экспедицию в 1845 году в Дарго и вынес на своих плечах ужасное отступление через Ичкеринский лес к Шамхал-Берды. В свое время любил покутить при военно-походной обстановке, то есть с музыкой, песенниками, выстрелами, качанием, гамом и треском. Вспоминаю по этому поводу даже анекдот. Участвовавший в 1845 году в экспедиции принц Александр Гессенский вздумал учиться по-русски и завел себе походный словарь. Услыхав однажды ночью в лагере песни, крики «ура!», гам, шум, он спросил у ординарца, что это значит: