Светлый фон
Она откинулась в кресле, наслаждаясь сигаретой и отдыхом после напряжённого труда, а я облокотилась на ручку её огромного кресла и спросила, как так случается, что она допускает ошибки в тех записях, что ей дают. Она ответила: «Видите ли, то, что я делаю, выглядит следующим образом. Я создаю перед собой в воздухе нечто, что я смогу обозначить только как вид вакуума, и фиксирую свой взгляд и свою волю на нём, и вскоре сцена за сценой проходят передо мной, как последовательные картины диорамы, или, если мне нужна ссылка или информация из какой-нибудь книги, я напряжённо сосредоточиваю свой ум, и передо мной появляется астральный двойник этой книги, из которого я беру то, что мне нужно. Чем более мой ум свободен от рассеянности и обид, чем большей силой и сосредоточенностью он обладает, тем легче мне сделать это; но сегодня из-за волнений, перенесённых мной из-за полученного письма от Х., я не могла как следует сконцентрироваться, и каждая моя попытка процитировать отрывки оканчивалась неудачей. Учитель говорит, что теперь всё правильно, так что пойдёмте пить чай» [757]

 

Чаепитие в семь часов означало конец рабочего дня. После этого, как вспоминает графиня:

 

Мы проводили приятный вечер вместе. Удобно усевшись в своём большом кресле, Е.П.Б. часто раскладывала пасьянс, который, как она говорила, давал отдых уму. Казалось, что механический процесс раскладывания карт позволял её мыслям освободиться от давления напряжённого труда, которое она испытывала во время дневной работы. По вечерам она никогда не говорила о теософии. Умственные усилия в течение дня давались ей столь тяжело, что она превыше всего нуждалась в отдыхе, и потому я доставала, сколько могла, журналов и газет и читала из них статьи и отрывки, которые, как я полагала, могли заинтересовать или развлечь её. В девять часов она направлялась в постель, где обкладывалась русскими газетами, читая их до глубокой ночи[758].

 

Сложно представить себе Елену Петровну в минуты покоя и расслабленности, поскольку фотографии отображают исключительно серьёзную сторону её натуры[759]. В подобные моменты, по словам графини, «такое весёлое ребячество сквозило в ней, и облик её искрился духом радостного веселья, открывая в ней такое обаяние, какого я не видела ни в одном человеке»[760]. Равным образом фотографии не отражают и тех черт её характера, которые подметил Уолтер Олд:

 

Она была очаровательной собеседницей и невероятно привлекала своей непосредственностью. По правде говоря, я слышал, что самые красивые женщины Англии блекли и терялись в присутствии этой выдающейся персоны… Она смеялась с упоением ребёнка, широко открывая глаза и рот. Я в жизни не видел женщину в зрелых годах, которая смеялась бы так по-детски непринуждённо, как она[761].