IV

Прокручиваю пленку на девять лет вперед: на тех же трибунах стоим я, Грега и Юре, три фаната «Хайдука» из Любляны, и принимавший нас в Сплите Матко, мой двоюродный брат (через десять лет он будет на моей свадьбе), мы смотрим матч «Хайдука», играющего отборочную встречу традиционного тогда югославского турнира «Приз Марьяна» против «Серкль Брюгге», команды из Бельгии, которая ныне кочует по второй национальной лиге. Несмотря на победу «Хайдука» с неправдоподобно разгромным счетом 7:1 на счастливом для него поле родного стадиона, в этот летний вечер наше внимание было больше приковано к сражению, которое на полупустых трибунах устроили фанаты из племени хайдуковской торсиды вместе с болельщиками загребского «Динамо», которых называли «bad blue boys»; традиционно враждовавшие между собой, в этот раз они объединились против общего врага — представителей хорватской полиции, или, как ее называли в те времена, социалистической народной милиции, которая в их глазах играла роль общего враждебного Другого благодаря уверенности, что ее ряды пополняются краинскими сербами.

Отступление курсивом № 2

Сегодня, после всех имевших место балканских войн, люди, не задумываясь, готовы сказать, что все эти войны стали результатом давней, практически вечной вражды между хорватским и сербским народами, коммунистическая власть десятилетия успешно скрывала эту вражду под стальной маской однопартийной диктатуры, расцвеченной лживыми красками братства и единства, однако угли нетерпимости и ненависти под ней никогда не угасали в ожидании струи воздуха, чтобы пожар мог вновь разгореться. Так ли это? Не знаю. Тогда мне казалось, что происходит что-то совершенно неожиданное, невесть откуда возникшее зимой 1988/89 года. Возвращаясь летом 1988-го с каникул «у бабули» на Браче, а за несколько месяцев до этого с юга Сербии, где проводили майские выходные «у бабы с дедом» в Донье Коньювце, мы покидали привычное, ничем не отличавшееся от предыдущих лет сонное социалистическое царство, которое, с одной стороны, погрязло в серости и скуке, никогда, впрочем, не перераставших в отчаяние, с другой — существовало в атмосфере шуток и пофигизма, но только не истерии. Тогда пульс обоих народов был еще ровным, однако уже весной и летом следующего 1989 года он начал частить из-за приема чрезмерных доз истории, которыми сербов и хорватов столовыми ложками пичкали Слобо и Франьо; несведущий очевидец с учетом частоты упоминания этих имен в тот летний вечер на стадионе «Полюд» мог бы подумать, что это и есть две главные футбольные знаменитости играющих команд, а совсем не восходящие звезды политики, сияние которых в обозримом будущем будет так ослепительно, что от него на Балканах разгорится пожар, который превратит в пепел людей, деревни, города. Слобо и Франьо. Два балканских политических близнеца. Две суперзвезды.