На заседании Терминологической комиссии 8 февраля решено, помимо «прояснения сугубо театральных терминов (по разделам „режиссура“ и „сцена“) просить П. М. Якобсона выяснить характер статей „академизм“ и „акустика“ в философском словаре»[716].

В том же феврале Якобсон выступает с докладом (но не в Театральной секции, а на Комиссии по изучению художественного образа при Философском отделении) «Виды театрального знания (театральная критика и наука)». Павел Максимович говорит о театре как «живом создании культуры», разбирает «суждения вкуса», которые основываются опять-таки на культурном опыте критика, акцентирует важность мастерства слова и усматривает задачи науки в постижении «исторического движения искусства с установлением закономерностей театрального предмета как художественной вещи». Один из обсуждавших, эстетик А. Г. Цирес[717], замечает, что «может быть, принципиальное значение следует придавать как раз личности критика»[718], выходя тем самым к проблематике ценностных оснований суждения.

Протокол № 10 заседания Теоретической подсекции Театральной секции ГАХН от 3 февраля 1927 года сохранил тезисы доклада Сахновского «Режиссерский текст спектакля (Режиссерский экземпляр пьесы)» и его обсуждение[719]. Похоже, что к написанию важной работы теоретического плана Василия Григорьевича подтолкнули споры вокруг мейерхольдовского «Ревизора». Но не забудем и о недавней реплике Филиппова («необходимо также учесть связь между формой театрального воплощения и драматургическим содержанием, учитывая при этом и исторический ход искусства»).

«Режиссерский текст – это прочтение театральных иероглифов в драматическом произведении. Театральная природа не совпадает с природой словесной в том же драматическом произведении. <…> Научная работа над текстом должна продвигаться по линии изучения режиссерских экземпляров, сравнивая их с текстами драматургов», – полагает Сахновский.

На обсуждении старый театрал Бахрушин заявляет, что раньше как-то обходились и без режиссерских разработок и было хорошо. Новиков выступает с позиции литератора, озабоченного верностью следования тексту: «Что касается операций над авторами, то это едва ли законно. Очень хорошо было сказано о подтексте, что это то, что актер скрывает от своего партнера, но что видно зрителю. Автор пишет не для определенного человека, но он пишет определенного человека. Что касается того, что актер не справляется с текстом, то надо сказать, что если тут будет исправление самого текста, это с точки зрения художественной конструкции пьесы безболезненно пройти не может».