Оратор видит вину научного учреждения именно в том, что составляет суть и смысл его существования: в свободе и критичности научного высказывания, обширности и глубине знаний («академичности»). И резюмирует: «Старый академизм, старая научная исключительность <…> умерли или должны умереть». Но теперь все иначе, – переходит Пиксанов к оптимистическому финалу. – Академия встала на правильный путь марксизации, «голос марксистов все сильнее в ее стенах» – пришли аспиранты, молодые энергичные сотрудники. «Нужна широкая популяризация сближения с жизнью»[927].

Пиксанову возражает [А. М.] Эфрос. Он говорит, что пафос Пиксанова «бил по воздуху» и что Академии нужна критика, но не травля. «Никто из нас не сомневается в том, что нужна реформа, все сомневаются в том, что нужен разгром».

«Академия прошла через три стадии, – напоминает Эфрос. – Первая стадия – это была вариация Литературно-Художественного кружка[928] былого времени», когда появился вполне утопичный план создателя – Кандинского[929], из которого тем не менее «родилось большое дело». Вторая стадия, когда «нам не давали возможности застыть в одной форме. Мы непрерывно находились в стадии реорганизации. <…> Сверху декрет исходил, и мы пересаживались. Был крыловский „Концерт“[930] в Академии»[931]. Третья стадия – нынешняя.

Эфрос согласен с тем, что коллективного научного единства на самом деле в Академии нет и хорошо, что сейчас его пытаются выработать. Но, отвечая Пиксанову, говорит, что «здесь не сидят люди с шариками на головах»[932] и выступление его полемически вредное. Он уверен, что, если будет решена проблема органичного объединения специалистов с новыми сотрудниками, теперешний кризис Академии окажется кризисом роста, а не смерти. Несмотря ни на что, Эфрос уверен, что у Академии есть будущее[933].

Но вот выходит сотрудник Института журналистики[934] и штатный член ГАХН Щелкунов[935], чья речь звучит как публичный донос. Начинает он с того, что партия и правительство тратят немалые средства на содержание ГАХН, а в ней между тем царит чужой дух. «Денежные дела советской власти далеко не такие, как в Америке, и деньги тратить приходится с большим и очень большим разбором, – сообщает оратор. – Содержится большое учреждение, требующее довольно крупных сумм, но между тем это учреждение за десять лет советской власти почти ничего не дало». Щелкунов говорит, что побывал на многих докладах, где присутствовало в лучшем случае человек двадцать. «Если взять реальную продукцию Академии за последнее время, если говорить о действительно крупных достижениях, то мы их не видим», – заключает Щелкунов. «Есть целый ряд членов, которые считают, что марксизм это <…> только приспособленчество», – продолжает он. Говорит, что сам «стал марксистом на школьной скамье, двадцать пять лет назад. Я работаю в области материализма и вам тоже советую», и заявляет, что в Академии ему «почти не у кого учиться»[936].