28 марта 1929 года Коган выступает с докладом на заседании Комиссии по обследованию ГАХН[908]. Президент говорит о мировом значении, масштабе научной деятельности Академии. Поясняет, сколь сложна была задача, поставленная перед ее создателями. Отбиваясь от упреков в непрактичности ее планов, рассказывает о роли ГАХН в создании образовательных программ, проведении ею международных и всероссийских художественных выставок. Сетует, что художников мы лучше показываем за границей – у нас нет выставочного помещения (было, но отобрали). Скажем, свою выставку в Москве не может устроить Васнецов[909] – негде.

Сообщает, что Академия работала все эти годы не только по заданиям Наркомпроса и его коллегий, но и по поручениям высших органов. В связи с чем образованы три крупных Комитета: первый – Комитет изучения искусства народов СССР, затем – Комитет изучения методов агитации и пропаганды (который, к примеру, успешно занимается пропагандой займов) и Комитет декоративный (его планируется переименовать в Комитет художественной промышленности). К этому необходимо добавить еще и работу Научно-показательного отдела, регулярно организующего в районах лекции, вечера и пр.

Так что прозвучавший на заседании упрек Академии в слабой связи с общественностью Коган отводит. Напоминает, что «после смерти Ленина, когда нужно было снять с него маску, к нам был первый звонок комиссии по увековечению памяти Ленина. <…> Последнее время даже Главискусство обратилось к нам уже с секретным вопросом по поводу одного очень важного государственного дела, – интригует собравшихся опытный Петр Семенович, – не возьмет ли на себя Академия разработку этого вопроса. <…> Вот практическая работа, вот связь с делом социалистического строительства»[910].

Коган говорит об обширном плане исследований ГАХН при начале ее работы (в том числе – напоминает и о том, что большую роль играли тогда точные науки). Перечисляет доклады, подготовленные в рамках ГАХН: «За время существования Академии их было прочтено несколько тысяч»[911]. Тут же звучит характерный упрек: Когана и его сотрудников уличают в том, что все это было отражением сугубо частных интересов, доклады – это «индивидуальная работа ученых, лишь нашедших приют в стенах Академии – они были бы написаны и прочтены даже без существования Академии».

«Хуже обстоит дело с постановкой марксистского искусствоведения», – признается докладчик. Напоминает присутствующим, что еще в ноябре 1927 года он, делая доклад в политической секции ГУСа, просил опытных марксистов прийти на помощь. Просил Полонского[912], Раскольникова[913], Керженцева. «Все они любезно соглашались, но говорили, что никакой ответственной роли взять не могут»[914]. Коган сообщает, что зато в рядах ГАХН теперь есть такие сотрудники, как Пельше, Амаглобели[915] и М. В. Морозов (В. М. Фриче забрали из‐за его перегруженности в Комакадемии).