С другой стороны, когда ось внимания уходила на Гамлета, часто такая характеристика совершенно улетала со сцены. Гамлет в изображении Чехова[1215] лишился духовно-мировых признаков. В его исполнении Гамлет был одной массой, одним явлением. Но это не был смысл «пронзенного лучом», но был человек, человек, который сиял в Виттенберге. Его мысль – большая, но все же частного порядка. На протяжении пяти актов он как бы решал свою тему и, решив, ушел туда, откуда не возвращаются.
Докладчик спрашивает, что составляет спектакль в целом, и отмечает разное решение сценического действия. Многое из того, что было показано, было известно, вот уже в течение 7–10 лет так ставятся всегда трагедии на русских сценах. Все это не имеет много отношения к «Гамлету», и обсуждать здесь, говоря о «Гамлете», нечего.
Но среди <сценических> впечатлений есть два центра, о которых докладчик говорит, что они указаны из гроба пальцем Вахтангова[1216]. Первый центр – музыкальная стихия, не музыкальное сопровождение, но музыка, <музыка постоянно> (пропуск. –
Особо выделяется В. Г. Сахновским вопрос о том, как была <изменена> пьеса. Произведенная театром перестройка произведена для того, чтобы выяснить, как виттенбергские мысли Гамлета превратились в решения. Все, что мешает этому, – убрано. И докладчик находит, что это сделано очень <умно>, что здесь умели, что выбрать.
Отсутствие единой формы в исполнении.
Типичность, но не специфичность оформления.
Наличие музыкальной стихии.
Целесообразное расчленение пьесы. Что хотел театр – он достиг. Зритель останется взволнованным. Есть перенесение из житейского, есть «пауза» в зрительном зале.
Первый содокладчик, П. А. Марков, исходит из противоположения двух исполнителей: Чебана[1217] – Короля и Чехова – Гамлета как вскрывающих двойственность трактовки «Гамлета» во МХАТе 2-м. Марков находит, что в исполнении Чебана хорошо сделанный образ короля дан сразу и целиком, что, видя его, сразу видишь развязку трагедии, но не самую трагедию. Актер дает мечту о трагедии, но не действительное разрешение трагедии. В этом плане спектакль не был убеждающим и не <представил> замкнутого, в себе довлеющего мира.
Единственно возможным путем содокладчик считает путь Чехова, исходящего из глубин конкретности. Явление Гамлета было явлением большой проблемы. Мысль была переведена в ощущения. Заслуга Чехова в том, что он дал трагическое в современности, что он дает проблему мысли как ощущение. Права Гамлета-Чехова ущерблены, он не принц Возрождения, но он дает явление человека на сцене. Это явление сделано с огромным мастерством, отсутствием истерии.