Марков отмечает, что мучительно было воспринимать подаваемый со сцены текст, компонованный Мейерхольдом. Это мешало воспринимать спектакль так, как он есть. Может быть, спектакль не так трагичен, страшен, как казалось.
Во всяком случае неправильно говорить, что мы имеем дело с постановкой «Ревизора» – этого вообще нет.
Интересен вопрос, почему мог этот спектакль быть в ТИМе в 1926 году.
Интересен вопрос и о том, как этот спектакль мог быть осуществлен.
Мейерхольд видит жизнь не в ее ходе, а <в> отрыве – ему достаточно понять человека по тому, как он сядет, поэтому для него и неважен текст. Это было и в «Лесе»[1261].
Как Мейерхольд разрешает проблему образа на сцене – без начала и конца. И возможно, что Мейерхольду и неинтересно, как начался Хлестаков. У Мейерхольда мышление живописца. Поэтому нет у людей на сцене внутреннего роста. Берется отдельный момент, в котором развертывается человек. Поэтому он и делит все на эпизоды – для Мейерхольда это закономерно, то же <было> и в «Лесе». И ему не особенно интересно, насколько связаны эпизоды. Мейерхольд не имеет дела с драмой, его это не интересует. Это есть и в «Великодушном рогоносце»[1262] – там тоже нет внутреннего роста.
Для Мейерхольда каждый образ – выразитель основной идеи спектакля. Какова же идея спектакля? Виделся образ умирающего Гоголя. В спектакле все это дано в острой форме. И нет тут никакого смеха – перед нами Гоголь с распадом сознания.
Эротика, которая местами привязана, – это эротика Гоголя. И Мейерхольд Анну Андреевну вводит в ряд гоголевских образов – как панночку. Все это мрачно и скрытно в Гоголе, но все-таки <мы это> знаем по письмам и другим материалам.
Вторая страшная тема Гоголя выброшена Мейерхольдом на сцену. Это тема Гоголя, от которой тот всегда бежал. Он мрачными, разлагающими глазами смотрел на жизнь, изверившись во всем. И этот Гоголь брошен на сцену. И можно было бы провести параллель с другими произведениями Гоголя, чтоб увидеть «Ревизора» Мейерхольда.
Как мог Мейерхольд увидеть в 26 году такого Гоголя? Когда говорят, что надо увидеть социальный смысл «Ревизора», – очевидно это живет в современности. И это страшно для наших дней, что Мейерхольд мог так его прочесть. Когда читаешь судебную хронику, новую беллетристику о комсомольском быте, то тогда скажешь, что только так можно прочесть жизнь. [Так просачивается жизнь в спектакль], и тут видна необычайная смычка между «Ревизором» и жизнью. Если влезть в каморку общежития, увидеть жизнь в ее сухости от лирики, то скажешь, что Мейерхольд эту жизнь своими приемами изобразил. Мейерхольд умеет пользоваться балаганными приемами, но через них он глубоко протаскивает свою тему. Мейерхольд внутренне ни в какую революцию не верит, так как поезда в лучезарное будущее и не увидать. Таков разрез, в котором Мейерхольд поднес тему «Ревизора». (Квадратными скобками обозначено вычеркнутое предложение. –