Не только симпатичные Чернышевскому черты кавелинского характера послужили основанием для их последующего сближения. Представитель знаменитой эпохи «сороковых годов», ученик Белинского (и в прямом смысле, поскольку тот был домашним учителем Кавелина), товарищ Грановского, Герцена, Тургенева, Кавелин в наступившие после смерти Николая I годы общественного подъема приобрел известность влиятельного, хотя и не официального участника подготовки крестьянской реформы. В конце 1840-х годов он становится сначала членом Географического общества, о деятельности которого Чернышевский положительно отозвался в 1855 г. (II, 709), а затем – Вольного экономического общества.[1285] Эти научные учреждения положили начало изучению последствий губительного влияния крепостного права на экономику России. Накопленные здесь этнографические и статистические данные послужили источником для широко распространившихся в свое время проектов крестьянской реформы, составленных А. П. Заблоцким-Десятовским, Н. А. Милютиным, К. Д. Кавелиным.[1286] Мемуаристы отмечают: даже в период жесточайшей реакции 1840-х годов Кавелин не скрывал антикрепостнических настроений, которые послужили поводом для его увольнения из Московского университета.[1287]

Еще одна особенность характера Кавелина объясняет его расположенность к Чернышевскому на протяжении ряда лет – способность сходиться с людьми самых разных воззрений. «Его кружок, – вспоминал А. Ф. Кони, – никогда не был окрашен в однообразный колорит, и люди честные, хотя бы и противоположных убеждений, встречали в нем не врага, а лишь приветливого, хотя и стойкого противника».[1288] По словам другого современника, Кавелин, как никто другой, обладал даром „маркиза de Lehtoriere” – все примирять и всех объединять».[1289]

Первые печатные упоминания Чернышевского о Кавелине содержатся в «Очерках гоголевского периода русской литературы», где он назван главным представителем новой исторической школы, объяснившей «развитие нашей государственной жизни» (III, 174, 181, 298). Поводом для следующего, более пространного высказывания послужила рецензия Кавелина на диссертацию Б. Н. Чичерина «Областные учреждения России в XVII веке» (М., 1856). «Уже давно г. Кавелин ничего не печатал; блистательная роль, которую он играл в исследованиях о русской истории, заставляла сожалеть о том, что он покинул деятельность, столь полезную и для науки и для публики. Ему бесспорно, – писал Чернышевский в январской книжке „Современника” за 1857 г., – принадлежит одно из первых мест между учеными, занимающимися разработкою русской истории; его статьи, которыми в течение нескольких лет постоянно украшались „Отечественные записки” и „Современник”, отличались редкими достоинствами изложения при капитальном значении для науки и пролили свет на многие затруднительнейшие вопросы ее <…> Для внутренней истории русского быта никто из нынешних наших ученых не сделал более, нежели г. Кавелин. Потеря, понесенная наукою от его безмолвия, продолжавшегося уже несколько лет, очень велика. Мы не виним его за это безмолвие, очень хорошо зная, что у него, как и у многих других, могли быть на то причины очень уважительные. Но мы не можем не радоваться, что наконец он решился возобновить свою литературную деятельность. Статья, помещенная им теперь в „Отечественных записках”, очень замечательна по проницательному объяснению причин и смысла учреждений, развившихся в течение московского периода и отношения этого порядка дел к прежнему быту русской земли» (IV, 686).