По-видимому, чтобы не умалить значения царских рескриптов конца 1857 г., изменена такая фраза: «Самые благонамеренные усилия государей и отдельных лиц, правительственных и неправительственных, поправить наше теперешнее внутреннее положение, действительно требующее безотлагательного и решительного улучшения, останутся тщетными, не принесут никакой пользы, пока существует у нас крепостное право» (2, стлб. 34). Выделенных нами выражений в журнальном тексте нет, а слова «останутся» и «существует» заменены на «оставались» и «существовало» (V, 113). Скорее всего, именно этот случай дал повод утверждать, что внесенные Чернышевским изменения имели целью будто бы выдать освобождение крестьян за совершившийся факт, чтобы тем самым восстановить крепостников против либералов. Подобное утверждение, как видим, не выдерживает критики.

К текстовым изъятиям с подцензурной основой можно отнести и высказывания автора «Записки» о крестьянских волнениях как реальной угрозе царствованию Александра II. Монарху не стоит особо беспокоиться за свою судьбу, рассуждает Кавелин, против «частных бунтов» можно будет своевременно принять «полицейские и военные меры, которые помешают им распространиться далее» (2, стлб. 54, 73).

Опубликование проекта Кавелина в «Современнике» свидетельствовало об известной идейной солидарности демократа и либерала, еще находивших перед лицом сильного врага (сторонников крепостничества) немало точек соприкосновения.

Последовавшие вскоре после перепечатки «Записки» события оставили характерный след в деятельности обоих участников публикации. Специальными распоряжениями от 15, 19 и 22 апреля 1858 г. правительство запретило впредь обсуждать в журналах предложения об освобождении крестьян с землею за выкуп.[1306] Чернышевскому пришлось писать объяснительную записку, чтобы отвести от «Современника» обвинение в намерении «возмущать Россию против правительства» (V, 137–143, 924).[1307] Кавелин же был отставлен от должности преподавателя сына Александра II, его служебная карьера оказалась под угрозой. Письмо к жене от 5 августа 1858 г. показывает, насколько глубоко он был уязвлен отставкой: «Поговаривают, будто Гримм желает, чтоб я опять поступил к Наследнику. Это меня щекочет, но состояться это, как ты знаешь, никогда не может».[1308] «Записка эта определила мою жизнь и судьбу», – писал он В. И. Семевскому в 1885 г.[1309]

Мы не располагаем прямыми высказываниями Кавелина о политической оценке правительственных распоряжений. Источниками в данном случае являются косвенные материалы: извлеченный из его архива черновик его письма к императрице и корреспонденции близких знакомых.