Часть восточной стены Тамонькин украсит резным узором, в котором (как и на печных изразцах) изобразит райских птиц. Когда церковь достроят, под композицией поставят скамейку, ставшую вскоре любимым местом отдыха Елизаветы Фёдоровны. В редкие свободные минуты она с удовольствием будет присаживаться в этом уголке, всякий раз осеняемая крылатыми существами, словно прилетевшими из её далёкого детства, из стихотворения, сочинённого семилетней принцессой Эллой:

Больше никто из сестёр обители не станет садиться на эту скамейку, оставленную исключительно за настоятельницей, как место её раздумий, воспоминаний и грёз.

В украшении церкви приняли участие и другие ученики «Строгановки», а юный Павел Корин, приглашённый Нестеровым к себе в помощники, привлёк особое внимание Елизаветы Фёдоровны. По её совету талантливый уроженец Палеха отправится в Ростов и Ярославль изучать древнюю настенную живопись, но прежде напишет в обители фрески для сооружённой под храмом усыпальницы, где Великая княгиня планировала обрести свой последний приют. Со стен этой крипты будут строго взирать святые, архангелы и серафимы, так непохожие на светлые образы Покровского храма, созданные кистью Михаила Нестерова.

Наверху рождался новый шедевр. Михаил Васильевич попросил закрыть двери церкви и не впускать никого, пока не завершится работа над фреской «Путь ко Христу». Композиция не выходила из головы — «среди весеннего пейзажа с большим озером, с далями, с полями и далёкими лесами, к вечеру, после дождя движется толпа навстречу идущему Христу Спасителю. Обительские сёстры помогают тому, кто слабее — детям, раненому воину и другим — приблизиться ко Христу». Когда работа была завершена, художник внимательно осмотрел фреску и... пришёл в ужас. В нескольких местах на изображении проступили маслянистые пузыри, что стало следствием плохой грунтовки стены. Живопись следовало счистить, стену перегрунтовать и всё писать заново. Что же скажет Великая княгиня?! «На другой день, — вспоминал Нестеров, — я доложил ей, что картина готова, и просил прийти посмотреть её. Пришла она радостная, оживлённая, приветливая. Остановилась перед моим созданием. Внимательно всматривалась в него. Наконец, обратилась ко мне со словами самой искренней, трогательной благодарности. Минута была нелёгкая. Всё сказанное было так радостно, была одержана какая-то победа, и вот сейчас надо было сказать, что победа была кратковременная... И я объявил Великой княгине о том, что открыл, сказал, что картину придётся уничтожить, что это неизбежно, необходимо. Она была поражена моими словами не меньше, чем я перед своим открытием, пробовала меня утешать, предлагала картину оставить, думая, что со временем злокачественные нарывы пропадут... Мне нельзя было ни на минуту поддаваться такому искушению, и я не смалодушествовал, убедил Великую княгиню со мной согласиться, разрешить картину соскоблить». Во избежание рецидива новый вариант Нестеров решил написать на медной доске.