В конце концов, не я себя сюда поставила; хоть я и удерживаюсь на нём, каждую минуту ожидая падения, но тщеславие и удовольствие воображать из себя нечто вынуждают меня там оставаться. Если жизнь вас не наказывает, нужно самому стать своим судьёй.
Странные вещи я Вам пишу. Но мой крест — это счастье, успех, доброта и любовь других людей, наконец, все огромные радости, которые даёт жизнь, тогда как для всех крест — это смерти, страдания, глубокие разочарования и жестокие жизненные испытания. Понимаете, именно с меня, кому много дано, много и спросится. Иногда я досадую на других — это очень, очень плохо, я знаю, — когда они похищают мои жалкие маленькие приношения, которые я приготовила для Бога, и вместо них приносят свои превосходные дары от моего имени. Он их приемлет и улыбается: “Вот как вы её любите — будьте благословенны”. И трепеща я вижу, что это не мои безделицы — а я так хотела, чтобы Он их принял. Ради них и за них я получила благословения, но я хотела бы их заслужить сама. Может быть, это неблагодарность — нет, я не неблагодарна, я глубоко тронута. Увы, я не думаю становиться лучше. Я жду, как обычно, что всё придёт, всё устроится, — но ответственность... Вот почему я боюсь смерти, ведь Бог столько с меня взыщет. Страшно, что Он взыщет — и не обрящет».
Как раньше, так и несколько позднее, Елизавета Фёдоровна (хоть и крайне редко) давала себе самооценку в письмах родным и знакомым, комментируя отношение к ней других людей. «Разве не хотел бы стать лучше любой из нас? — писала она графине Олсуфьевой ещё в 1901 году. — В чём заслуга быть добрым, если милостивый Бог дал вам уравновешенный характер и счастливую жизнь? “Кому много дано, с того много и спросится”. Оказавшись в ином положении, могли бы осуждать — а, может быть, сами были бы ещё хуже. Вы меня превозносите, а в чём моя заслуга? Бог дал мне спокойный характер, немного ума, немного сердца и много вкуса — чем же я заслужила, что я хорошая, было бы странно, будь я другой». Уже посла трагедии Николаю II Елизавета Фёдоровна напишет: «Да что я такое? Ничем не лучше, а то и хуже других. Если кто-то говорит глупости и преувеличивает, чем я виновата? Ведь в лицо мне этого не говорят — знают, что я ненавижу лесть как опасный яд. Я ничего не могу поделать с тем, что меня любят, но ведь и я люблю людей, и они это чувствуют. Я делаю для них что могу и в ответ получаю благодарность, хотя и не должно на это рассчитывать». Но в письме к Юсуповой совсем иное — Великая княгиня сомневается в правильности своих прежних дел и, анализируя достигнутое, ужасается тому, как далека она от того, чего хотела добиться.