– Святейший отец мой! Мои поступки не имеют оправдания, они были продиктованы лишь страхом и недоверием. Я рассчитываю на Ваше великодушие и прощение. Пришла пора нанести сокрушительный удар по нашим врагам! Наша же распря им только на руку, – выговорил Карл на одном дыхании, смиренно опустив голову.

– Сын мой, я рад, что Господь подсказал тебе верный путь и после стольких заблуждений святая правда вдруг открылась тебе. Я благословлю тебя, но вначале я должен увериться, что твои помыслы чисты, – благосклонно произнёс Урбан VI, при этом через секунду лицо его вдруг изменилось, и с выражением какого-то лукавства он продолжал. – Я должен напомнить тебе, что мой племянник по молодости совершил много ошибок, но в знак нашего примирения ты должен поддержать его в стремлении укрепить позиции. Ведь Господь вселил в нас неистребимое тяготение к добру и мудрости, поэтому мудрость примирения всегда должна сопровождаться и добротой поступков…

– Benedicite, mes filz! Благословляю вас, дети мои, – сказал папа Карлу и его окружению с той великодушной учтивостью, которая явно показывала, что их время вышло. – Помни, Карл, что тебе даны руки, чтобы держать оружие и уничтожить наших врагов, мне же даны душа и язык, чтобы славить Господа нашего и благословить тебя на Святую войну.

То нервное раздражение, в которое его привёл вид понтифика, а также мысли о том, что он наделал и что может его ожидать, выразились во всё нарастающем озлоблении, так что Дураццо, еле дослушав эти елейные речи, торопливо вышел из зала, за ним последовала вся его свита. Затем Карл и сопровождавшие его вельможи сели на коней, с трудом протиснувшись сквозь процессию верующих, и скрылись с такой быстротой, с какой люди обычно спешат на долгожданное свидание.

* * *

В результате племяннику Урбана VI был определён доход в пять тысяч флоринов золотом. Ему вновь было передано княжество Капуа, герцогство Амальфи, город Ночера и многие другие феодальные владения. Папа же пообещал объявить крестовый поход против общего врага и обеспечивать Дураццо из церковной казны, что было более солидным и нужным для поддержки его армии, чем поблажки и прощения, которыми иностранные наёмники на его службе не были бы сыты. Но, как это всегда бывает, выгоды, обещанные Карлу, были сильно преувеличены, хотя Урбаном и было сделано всё, чтобы придать этому временному затишью видимость прочного мира.

Карл и Маргарита часто посещали папу и участвовали в торжествах, чтобы так очистить свою совесть. В канун Рождества знатные особы, включая своих августейших супругов, в качестве духовного десерта насладились службой Урбана в соборе. Но во время празднества новый принц Капуа, думая, что племяннику папы дозволено всё, ворвался в монастырь благородных девиц, силой уволок одну из самых красивых монахинь и обесчестил её, повинуясь естественному человеческому влечению. Его дядя, до крайности строгий по отношению ко всем остальным, простил шалуна из-за его молодого возраста, хотя неопытному юноше в то время было уж больше сорока. Любому другому такая выходка грозила бы неминуемой смертной казнью, прощение же было выторговано у Карла в обмен на Капуа.