Я не ошибся. Художники горячо отозвались, с увлечением работали в библиотеке, и вскоре этот художественный круг стал устраивать периодические вечера в музее, где были сообщения по вопросам искусства и концерты, для чего я привлек музыкальные силы, среди которых оказалось много приехавших из Петрограда и Москвы голодавших артистов, так как Уфа в это время имела свободную торговлю, и на ее базарах продавали баранину, свинину и мясо. Голода Уфа не знала.

Но ее постигло другое несчастие: в Уфе свирепствовал сыпной тиф. Больницы были переполнены. На кладбище я видел поражающие картины: груды сваленных замерзших тел, которых не успели похоронить. А морозы стояли трескучие. Тифа я не боялся, так как когда-то раньше перенес его, да и вообще я ни о чем не думал, кроме как о музее и еще о той культурной работе, которую мне вскоре пришлось провести.

В Уфе отсутствовало какое-нибудь даже подобие техникума. Явилась идея устроить народный техникум, и эту идею поддержал круг моих знакомых инженеров, также оказавшихся в Уфе. После ряда организационных заседаний в здании быв[шего] духовного училища был открыт Народный политехникум. Программа политехникума была утверждена Наркомпросом, куда я командировал ближайшего своего помощника по политехникуму московского инженера С. И. Тимофеева.

Эта дружная группа инженеров и техников выбрала меня председателем Народного политехникума. Моим замом был солидный инженер Кротовский, а в президиуме большую работу нес архитектор М. С. Рейзман, также приехавший из Петрограда подкормиться на уфимских хлебах, как и другие принужденные к тому неизбежными силами обстоятельств. Пришлось работать на два фронта, но сил хватало. Сознание того, что я отдаю свой долг родине, воодушевляло меня, вселяло веру, и я делал все, что было в моих силах.

Для пополнения музея и политехникума соответственным оборудованием и пособиями я отправлял сотрудников в Петроград и Москву. Пришлось и мне поехать в Москву и Петроград по делам музея и политехникума. С художником Протопоповым до Нижнего Новгорода ехали пароходом. Это было летом 1920 г., а дальше с трудом удалось доехать в товарном вагоне до Москвы.

Москва переживала тяжелые времена. Трамвай не работал, все ходили пешком, делая в день верст по 15. За три недели, проведенные в Москве, я отмерил 210 верст (ежедневно отсчитывая по плану). Продовольственная нужда росла: хлеб из жмыхов, не было соли, вместо чая сушеная морковь, сахарин, очистки картофеля шли в пищу, и цены росли с каждым днем, особенно в Петрограде (из расходной книжки: счет велся на тысячи — носильщику на вокзале 1000 руб[лей], хлеб 900 р[ублей], кепи 3500 руб[лей], зубной порошок 150 руб[лей], огурец 50 руб[лей] и т. п.).