Дом превратился в книжный склад: «Сидеть было не на чем и негде, все кругом было завалено книгами. Выходя, я заметила дверку на площадке и сунулась туда. Чуланчик был заполнен сверху донизу изданиями разных брошюр, написанных Петром Алексеевичем, в том виде, как вышли из-под печатных и брошюровальных станков. Были последних годов, были и ранних»[1016]. Конечно, эти печатные сокровища из дома Кропоткина постепенно расходились по закромам анархистских организаций из многих стран мира. Но вот что самое неожиданное: покупать книги Петр Алексеевич не любил. Книжнику-Ветрову он рассказывал, что много работал в библиотеке Британского музея, «а книг покупал мало». Вот тебе и номер, удивится читатель, а откуда же они взялись-то? Большинство книг ему дарили. «Библиотека у него накопилась главным образом из его собственных книг, присылавшихся ему издателями на разных языках»[1017], – вспоминал Книжник-Ветров.
Невозможно удержаться от сравнения скромности и трудолюбия этого выходца из одной из самых знатных семей России с барскими замашками иных социал-демократических и большевистских лидеров. На память немедленно приходят строки из письма видной российской большевички Инессы Федоровны Арманд (1874–1920) немецкой марксистке Кларе Цеткин (1857–1933): «Вообразите себе, я перегрузила себя работой: вздумала сама выстирать и выгладить все мои жабо и кружевные воротнички. Вы будете бранить меня за легкомыслие, но прачки так портят… Ах, счастливый друг, я уверена, что Вы никогда не занимаетесь хозяйством, стиркой, и даже подозреваю, что Вы не умеете гладить»[1018]. Кропоткины никогда не считали физический труд зазорным и не видели героизма в том, чтобы как можно больше делать своими руками!
Кабинет, в котором Петр Алексеевич работал, кутаясь от холода в старое, видавшее виды пальто, также был обставлен очень скромно: «Это была самая большая комната в доме, стены которой были покрыты книжными полками, сделанными самим Кропоткиным: грубый кухонный стол и деревянный стул; в углу небольшая кушетка и дальше книги на других столах и в других местах; огонь в камине, который Кропоткин разводил часто своими руками, – вспоминала Фрида Черкезова. – Если ему замечали, что он запачкал руки и что к его услугам имеются щипцы, он вытирал руки о пальто и с каким-то злоумышленным миганьем говорил: "Видите, совершенно чистые; между прочим, вы не можете развести хороший огонь щипцами"»[1019].
Черкезовы пользовались едва ли не самым большим доверием из всех гостей Петра Алексеевича. «Когда мы приезжали в воскресенье в полдень, – вспоминала Фрида, – это был установленный порядок – Кропоткин сбегал вниз, но после обмена приветствиями он и мой муж, как два школьника, выпущенные на волю, исчезали в кабинете. Никому, кроме моего мужа, не позволялось рассматривать его книги и бумаги. Кушетка в углу была его любимым местом для сна, если мы оставались на ночь»[1020].