Старик собирался что<-то> сказать, как я поспешил добить старика.

– Да это вы совместно со всей революцией и вы лично в ваших «маленьких письмах» во всеуслышание всей России говорите, что невозможно доверять и самому царю. Черным по белому так пишет, только прикрываясь фразеологией, ваше «Новое время».

– Никогда не думал, чтобы так истолковывалась наша оппозиция лично графу Витте… Но наша оппозиция есть «оппозиция его величества»…

– На английский, парламентский манёр, – вставил я.

– Но никак не против его величества… Вы, сидя там, в Туле или в вашем Алексинском уезде, совсем превратно понимаете нашу не «оппозицию» по существу, а позицию твердой власти: ждем дел, хотим видеть их, господин Спасский, от правительства…

– Считаю нужным вас осведомить, что так думают не только в нашем уезде, но (я приостановился)… но, – повторил я, – и в Царском Селе, – сказал я, сильно подчеркнув «в Царском Селе»…

Суворин откинулся на спинку кресла и встревоженно переспросил:

– Как вы, господин Спасский – простите, я не запомнил ваше имя и отчество…

– Алексей Александрович!..

– Если позволите узнать, Алексей Александрович, каким образом вы можете знать, что говорится в Царском Селе о «Новом времени»?

– Если это и секрет, то небольшой, и я его вам могу открыть… Слухом земля полнится, Алексей Сергеевич, и многим известно, что государь император внимательно читает вашу газету и особенно интересуется вашими «маленькими письмами»… И вот на этих днях его величество сказал одному из вел<иких> кн<язей>: «Плохая у Витте пресса… Даже „Новое время“, и то его „клюет“ и ему не доверяет»…

– Но откуда же вам, Алексей Александрович, все это известно?

– Эту интимную подробность вам лично и только вам могу доверить. Я имею друзей в Петербурге, ко мне серьезно расположенных. Один из них меня пригласил завтракать в яхт-клуб. Во время завтрака вошел вел<икий> кн<язь> Николай Михайлович… Его высочество видел и слушал две моих речи на собрании «октябристов», и он попросил моего друга, который коротко знаком с ним, меня ему представить… Я беседовал с его высочеством минут десять… Он-то мне и сказал то, что вел<икий> кн<язь> слышал на этих днях от его величества.

– Вы, Алексей Александрович, совсем не такой провинциал, каким вы мне представились…

– О, самый настоящий! Немножко москвич…

Задумавшись, Алексей Сергеевич теребил по столу пальцами и, не глядя на меня, как бы себе самому [произнес]: «Всем, что вы сказали, я глубоко огорчен».

– Я думаю, что граф Сергей Юльевич еще более огорчен… – В конце концов, что же вы конкретно от него требуете? – Не знаю наверное, но надеюсь получить приглашение к графу Витте – имею поручение и к нему. Думаю, я смог бы передать ему, что именно точно, конкретно вы требуете от него.