В это время послышался явственно шорох шелкового платья, и на пороге кабинета показалась дама в черном шелковом платье…
– Мы опаздываем! Нам надо ехать…
Я встал. Встал сейчас же и Алексей Сергеевич…
– Позволь тебе представить, – и он назвал меня. И, обращаясь ко мне:
– Я вижу, как все это важно и как нужно все это как-то исправить… Очень прошу вас быть у меня завтра в шесть часов… До завтраго непременно. Очень приятно было с вами познакомиться…
Еще раз поцеловав у дамы руку (если не ошибаюсь, это была госпожа Суворина), Ал<ексей> Серг<еевич> проводил меня до самой двери и еще раз пожал руку со словами: «До завтра!»
В тот же вечер, в одиннадцать часов, я был принят графом и ушел от него четверть первого ночи… Я передал ему все, начиная с разговора с вел<иким> кн<язем> и о моем визите к старику Суворину… Граф сильно был заинтересован и, видимо, очень доволен моей инициативой. Крепко пожал руку и сказал: «Не опоздайте к Суворину».
Когда на следующий день в шесть часов вечера я позвонил к Суворину, почтенный человек встретил меня с поклоном и как будто даже улыбнулся…
– Пожалуйте!.. Алексей Сергеевич вас ожидают-с…
– Очень рад!.. Очень рад… прошу садиться… Видели ли, Алексей Александрович, вы графа Витте?
– Имел часовую беседу с ним, и он возложил на меня миссию спросить вас, Алексей Сергеевич, что именно вы и ваша газета ставите ему в вину? Какие действия его вы хотели бы видеть?
По тому, как Суворин меня принял и как усаживал, было ясно, что за прошедший день он успел переговорить с сыном, Михаилом Алексеевичем, который и открыл ему мое инкогнито. Однако он вел разговор так, как будто бы ничего необычного в моем посещении не было, и он не спрашивал, кто я такой и почему молодой человек имеет часовые разговоры с главой императорского правительства, точно у него нет других, более важных дел.
– Прежде всего, Алексей Александрович, я должен сказать, что мы ничего от правительства и его главы, графа Витте, ничего, решительно ничего не требуем и что-либо требовать не считаем себя вправе – пусть требуют разные там Милюковы, Гессены, Винаверы и Пропперы. Мы только высказываем наши сомнения в результатах нерешительности действий правительства, полумер и особенно оставлении на посту некоторых высоких особ, по нашему мнению совершенно непригодных при переживаемых событиях… Эти лица совершенно не понимают того, что в России происходит кровавая революция, начинают нагло поднимать головы всякие народцы… Повторяю, что мы высказываем только пожелания…
Как все это было далеко от всего того, что говорилось вчера, и особенно тон… тон, о котором французская пословица говорит, что «тон делает музыку».