Чтобы заставить Западную Европу принять своего рода «опеку» четырех великих держав, американцам, считал Рузвельт, придется держать здесь войска. Рузвельт полагал, что западноевропейские прежние «великие» страны потеряют свои колонии и после войны станут тем, чем они являются: средними по величине индустриальными государствами. Рузвельт настолько был уверен в их упадке, что колебался: следует ли держать здесь войска или нужно просто предоставить Западную Европу своему упадку?

В чем Сталин твердо стоял на своем – так это в том, что против возможности агрессии со стороны Германии и Японии в будущем следует создать эффективные контрольные механизмы. И в этом Рузвельт полностью поддержал своего советского собеседника. Рузвельт предложил, чтобы части старых колониальных империй – Индокитай и Новая Каледония, представляющая угрозу Австралии, а также Дакар, который, «будучи в ненадежных руках, представляет угрозу Америке», были взяты под опеку.

На трехстороннем утреннем заседании Черчилль сделал обобщение: «нации, которые будут править миром после войны, должны быть удовлетворены и не иметь территориальных или других амбиций… Опасны голодные и амбициозные страны, ведущие же страны мира должны занять позиции богатых и счастливых». Видя растущую мощь России и желая заручиться ее поддержкой, Черчилль заявил, что желание России иметь незамерзающий порт оправданно. «Я всегда думал, что это обстоятельство не только не справедливо, но способно порождать ссоры и несчастья – такая могущественная держава, охватывающая гигантские территории, как Россия с ее населением почти в 200 млн. человек, лишена в течение зимних месяцев всяческого доступа к широким морским просторам». Обратившись к Сталину, Черчилль подчеркнуто заявил, что нет никаких препятствий для России иметь тепловодный порт. Он выразил надежду, что «Россия будет представлена в мировом океане своим военно-морским флотом и торговыми судами». Пиком усилий по обеспечению дружественности Советского Союза, является, видимо, заявление Черчилля, сделанное 1 декабря 1943 г.: «Россия должна осуществлять полный контроль на Черном море». Для укрепления морских позиций СССР ему следовало передать часть итальянского флота.

В попытке найти взаимоприемлемые подходы и Черчилль и Сталин дошли до пределов византийства. Во время одного из ужинов Черчилль предложил тост за пролетарские массы. Сталин ответил: «Я пью за консервативную политику».

На конференции начала складываться конфигурация сил, которая крайне тревожила Черчилля. По двумя главным вопросам (Западная Европа и Китай) Рузвельт и Сталин были ближе друг к другу, чем к позиции Черчилля. На его глазах происходило отчуждение американцев и англичан на фоне определенного сближения СССР и США. Особенно отчетливо это явление стало ощущаться к третьему дню конференции. Именно тогда, 30 ноября 1943 года – в день рождения Черчилля – стало ясно, что происходит нечто важное в дипломатической истории – две великие новые силы пришли со своими правилами на смену прежней дипломатической игре старых европейских держав. В словесных схватках Рузвельта и Сталина по поводу второго фронта, наказания германских военных преступников стало все больше ощущаться сближение американской и советской позиций. Черчилль прятал за очками лихорадочный блеск глаз, он пускался в пространные словесные экскурсы, он демонстрировал неутомимость и красноречие, он прибег к церемониальным зрелищам, передав Сталину от короля Георга VI «меч Сталинграда». Интуиция говорила ему, что за столом происходит могучее дипломатическое смещение сил, СССР и США ощупью находят единые позиции по основным мировым вопросам.