Вылетев утром 2 декабря из Тегерана, Черчилль приземлился в Каире, где для него приготовили шикарную виллу. Как свидетельствуют окружающие, «он был в замечательном умственном состоянии. На сотрудников он если и ворчал, то редко». Через два дня началась новая встреча Черчилля с Рузвельтом (конференция «Секстант»). Черчилль подчеркнул, что обещание Сталина начать войну против Японии многое решает. Базы в России гораздо лучше, чем базы в Китае, с них можно будет навести решающие удары по Японии. Можно ослабить Юго-Восточное командование. А пока следует решительно сконцентрироваться на «Оверлорде». Сюда будет брошен миллион американцев и полмиллиона англичан. «Последуют битвы грандиозных масштабов, невиданных еще в этой войне».
Черчилль настаивал на том, чтобы подтолкнуть Турцию к участию в войне. Тогда Болгария, Румыния и Венгрия «возможно все упадут в наши руки… Мы должны сделать так, чтобы сателлиты Германии работали на нас. Если мы укрепимся на Балканах, мы резко сократим число наших трудностей. Следующую конференцию можно было бы провести в Будапеште!» Действуя в духе этой схемы, Черчилль в первый же день пребывания в Каире пригласил в Египет турецкого президента Исмета Иненю. Прибывший осторожный турецкий президент не поддался на уговоры сразу вступить в войну. Максимум на что он согласился – позволил британским самолетам использовать турецкие аэродромы.
Черчилль начал терять самообладание. Через несколько месяцев германское сопротивление будет сокрушено, и Турция окажется не среди победителей, а среди тех, кто будет призван к ответу. «Для Турции опасно упустить шанс присоединиться к англоговорящим народам, насчитывающим, если не считать цветные расы, двести миллионов человек». В то же время, если в будущем Болгария объявит войну Турции, это будет означать автоматическое объявление войны Турции Россией. Если турки промедлят несколько месяцев, решение в Европе будет найдено без их участия. Иненю требовал прибытия в Турцию двадцати эскадрилий авиации, он опасался германских войск, которые еще занимали позиции от Крыма до Родоса. Черчилль решительно не любил медлительных людей. «Война покатится на запад, а Турция потеряет шанс включиться в нее и получить часть плодов победы». Турецкий премьер был непреклонен. Судьба Греции была перед его глазами, и в Италии союзники не могли выбить немцев. Прощаясь на аэродроме, президент Иненю обнял Черчилля, чем привел премьера в восторг. Скептичный Иден постарался охладить его пыл: «Это единственный результат пятнадцати часов пререканий». Вечером Черчилль сказал дочери Саре: «Знаешь ли ты, что случилось сегодня днем? Турецкий президент поцеловал меня. Правда заключается в том, что я неотразим. Но не говори об этом Энтони, он ревнует».