К концу 1930-х годов Дунаевский стал королем в легкой музыке. И представление Исаака Осиповича о самом себе определилось. Он, если можно так выразиться, достиг своего человеческого идеала, сформировал свой собственный имидж, который оставался неизменным на протяжении последующих десятилетий.

Дунаевский словно нарисовал свой собственный портрет главного композитора эпохи, приблизиться к которому стремился. Что было самое страшное для композитора сталинской эпохи? Вакуум, в который погружали человека. Сначала начинали открещиваться исполнители. Композитор звонил кому-то из своих певцов, ставших к тому времени прославленным, известным, а в ответ слышал неразборчивую ссылку на загруженность делами и полную невозможность принять предложение композитора исполнить его новую песню. Потом переставало обращаться радио и издатели нотных текстов, затем «Пласттрест». После этого исчезали знакомые, потом друзья.

Список людей, с которыми сегодня можно было здороваться, а завтра уже не рекомендовалось, постоянно пополнялся. В то время в Союзе композиторов даже ходила крамольная шутка. Если хочешь быть вне подозрений, ходи в костюме и держи руки в карманах. Тогда ты сможешь не поздороваться с «врагом народа». К тому времени Дунаевский был заслуженным деятелем искусств.

В Москве появилась новая точка отдыха: Дом актера. Чего там только нельзя было услышать! Там обсуждали буквально всё: от истории про смерть тети Баси в Одессе на Дерибасовской до ужасной истории ночного визита к скульптору Рафаиловичу, у которого арестовали жену, а он на следующий день сошел с ума и сам написал на себя донос.

Исаак Осипович стал завсегдатаем Дома актера. Как 20 лет назад в театре «Эрмитаж», так и в новом, богато обставленном Доме актера искренность и простота Дунаевского снискали ему любовь всех завсегдатаев, а также миловидных буфетчиц. Пишущие музыку обычно не очень склонны смотреть на себя критически, и Исаак Осипович был отрадным исключением из общего правила до тех пор, пока «Золотую долину», его лучшую оперетту, не сняли из репертуара Театра музкомедии. Причины можно было узнать, послушав, что говорят актеры и музыканты симфонических оркестров, сидя вечером за столиками на улице Горького. Это было место сплетен.

Больше всего негодовали и сердились либреттисты из Большого театра. Говорили, что актер Борис Ливанов угрожал отказаться от ролей, если ему не дадут народного, что композитора Ивана Дзержинского, оперу которого «Тихий Дон» Сталин назвал лучшей советской оперой, якобы губит его интрижка, какая-то актриса из МХАТа.