В 1935 году им предложили в качестве дачи бывшую усадьбу какого-то помещика, расположенную на бывшей территории Финского княжества. Огромный белый дом с колоннами, окруженный березами, напоминал замок с привидениями. Но жить там не стали вовсе не из-за этого. Напугали друзья. Зинаиде Сергеевне рассказали, что в местных лесах неспокойно — орудуют белофинны. Рассказывали о нескольких зарезанных семьях — слухи распускали самые ужасные. Да и Геничкины врачи советовали выбрать климат посуше.
Андрей Жданов требовал, чтобы жизнь финнов на захваченных СССР территориях казалась райской. Если рая не было в жизни, его можно было сочинить. Тут-то и понадобился талант Исаака Осиповича.
В газете «Советское искусство» от 26 июня 1938 года появилось гениально сочиненное письмо старушки финки Паппонен с русским именем-отчеством Мария Андреевна.
Это был один из образцовых мифов сталинской эпохи, построенный по всем законам сказки. Конечно, старушка была не Бабой-ягой. А если и была таковой, то перевоспитавшейся. На что указывало ее положение: «член колхоза им. Молотова Парголовского района».
Ее газетная речь начиналась со сказочного заклятия:
«Люблю я (хотелось вписать — грешная. —
Заклинание заканчивалось, и начинался сам сказочный сюжет.
«Я дочь бедняка. Нерадостная и трудная была моя жизнь. Подневольный труд для нас, бедняков, был не лучше каторги. И песни тогда мы пели скучные, протяжные, невеселые. Это были жалобы измученных людей. И вот, только работая в колхозе, я зажила по-иному — радостно и счастливо».
«Наша жизнь теперь зажиточная, — писала старушка. — У нас есть патефон и много разных пластинок».
Патефон — жемчужина быта, признак свалившегося на голову счастья. В данной истории он исполнял роль сладкоголосой райской птицы Феникс, бесконечно возрождающейся из пепла. В этой сказочной деревне люди беспрерывно пели и перевыполняли трудодни.
«Очень нравятся нам песни о „Каховке“ и „Эх, хорошо в стране Советской жить“. Дети наши дружно подхватывают песни, а с ними пою и я. Я всегда начинаю день с песней. После трудового дня иду домой с песней». Финская крестьянка предлагала любимому народом композитору стать депутатом, обещала отдать свой голос «непартийному большевику».
Так партия однозначно определила Исаака Осиповича. В больших кабинетах создавали свою мифологему о великом композиторе. Для Дунаевского это происходило «по щучьему веленью», но без его хотенья. Он с радостным изумлением замечал, как меняется его слава, как к парадному портрету прибавляются новые штрихи, которые наносили где-то высоко наверху в кремлевских кабинетах.