Несколько раз на Спиридоновку приезжал Милет, рассказывал, что творится на даче, спрашивал, что делать. Исаак Осипович распорядился в его отсутствие по всем хозяйственным вопросам касательно дачи советоваться с Саженовым — прорабом, который дачу строил.

Железнодорожники для спасения своих жен и детей нашли один состав среди сотен других, загруженных продовольствием, техникой, медикаментами: на нужды фронта, тыла, севера, запада, востока. Все было подготовлено. Существовал секретный приказ Сталина эвакуировать в первую очередь спецов, остальных можно было оставлять на произвол судьбы.

Исхитрившись, железнодорожники собрали состав через две недели и объявили об эвакуации жен и детей своих сотрудников. Исаак Осипович несколько раз телеграфировал дядя Сене, чтобы он позаботился о Зинаиде Сергеевне с сыном. В Комитете Обороны решили, что женщин и детей железнодорожников сначала эвакуируют в дом отдыха на Клязьме под Пенкино по маршруту Москва — Горький. Дядя Сеня объявил, что он едет с Лидией Алексеевной — своей женой, Розалией Исааковной — мамой, женой брата — Зинаидой Сергеевной и племянником Геней.

Платья Зинаиды Ивановны, теплая одежда Генички, вещи дяди Семы, его жены, Розалии Исааковны были уложены. Три семьи готовились к отъезду, как к побегу.

Начальником поезда был назначен товарищ Кабанов. Дядя Сеня как художественный руководитель детского коллектива был кем-то вроде его заместителя. Всех собрали на Басманной улице, погрузили в транспорт и отправили на вокзал. Там уже ждали специально приготовленные, вымытые, выскобленные, пахнущие хлоркой, тихие товарные вагоны. Они подчинялись лишь хлопанью дверей, как основной мелодии и аккомпанементу лопающейся свежей масляной краски. Среди всех равных есть более равные. Геню с мамой разместили в теплушке. А руководство состава поехало в настоящих пассажирских вагонах.

Протяжный вой раненого металлического зверя. Тяжелая отдышка, и, выплевывая пар, состав медленно зачухал прочь от Москвы. Через несколько дней оказались в Пенкине. Беженцев разместили в доме отдыха, возле моста через Клязьму. Этот мост был оборонным объектом, о котором немцы просто-напросто забыли. Или не знали. Узкий деревянный мостишко через Клязьму был единственной транспортной магистралью по маршруту Москва — Горький, через который возможна была связь с Москвой. Мир жил под своеобразный маршевый ритм на две четверти: утром подъем, вечером отбой. И под постоянный аккомпанемент — гул на дороге, ведущей на восток.

Главным информатором о положении дел на фронте для обитателей Пенкинского дома отдыха был мост через Клязьму. Где-то на третий день пребывания в доме отдыха его обитатели сообразили, что их мост на самом деле доносчик и диверсант эпохи. Чем хуже становилось положение Красной армии, тем больше машин — гужевого транспорта, военной техники — устремлялось с запада на восток через этот самый мостишко. Если бы эту зашифрованную информацию понимали все обитатели дома отдыха, паника была бы несусветная. По мере того как с запада все слышнее становились звуки таинственного и грозного оркестра, мост все более перегружался беженцами, автомобилями, грузовиками, телегами. Разноголосый гул хорошо слышали в Пенкинском доме отдыха. Гудение автомобильных клаксонов и скрип тележных колес образовали яркий джазовый дуэт, подхалимски вторивший страшному оркестру, приближавшемуся с запада. Стратегический мост через Клязьму представлял собой жалкое зрелище. Скрипливый, как дыхание астматика.