Ожидание своей участи сопровождалось тяжелой депрессией. Он думал, что вся страна погрузилась в депрессию. Власть испугалась, что идеологический пузырь, который она с таким трудом надувала, лопнет, а вместе с ним лопнут барабанные перепонки у тех, кто все эти бредни слушал, и послушная скотинка станет глуха к лозунгам.

Перед Исааком Осиповичем стояла дилемма. Он мог остаться в Москве — предлагали работу в Кинокомитете редактором или на радио — либо остаться во главе ансамбля железнодорожников. Он остался с ансамблем. В этом были свои преимущества. Железнодорожники обещали помочь вывезти оставшиеся в Ленинграде вещи.

Вначале Исаак Осипович еще пытался ездить с друзьями во Внуково. Но это было довольно грустное зрелище, и вскоре желание пропало само собой. А потом, когда совсем перебрался в Москву, главной заботой на время стала переписка с Милетом и сочинение стратегических советов о том, как уберечь дачу. Несчастий накопилось довольно много: «и в городе, и за городом», — писал Исаак Осипович. Пострадало много пригородов. Элитный дачный поселок чудом сохранился. Свой собственный дом в письмах Дунаевский называет не иначе как «наша палатка».

«Как дальше будет — все в руках Случая. Во всяком случае, я распорядился через Саженова — прораба, — писал он Бобочке, — принять некоторые меры предосторожности, хотя бы против зажигательных бомб, так как от фугасных ничем не спастись. Жалко будет, если сгорит дача. А сгореть она может, так как фактически никто спасать ее не будет, ибо Милет отсиживается в леднике. И тушить бомбу некому».

Дунаевский приказал засыпать чердак поверх шлака песком, на крыше насыпать песок и поставить бочки с водой, разрушить недостроенную деревянную веранду и убрать подальше дерево, сделать лестницу на крышу. Он попросил Милета следить из сторожки за дачей во время налета, обещал ему дополнительное вознаграждение за дежурство. «Вот и все, что можно, в сущности, сделать», — подытожил он в письме. В глубине души ему было очень жаль, что «палатка», в которую вбухали столько денег, могла сгореть.

Спустя много лет Евгений Исаакович эту мысль интересно прокомментировал. Опасения по поводу того, что сгорит дача, были проявлением инерции мирного времени. Исаак Осипович еще думал о деньгах. Потом появилось другое чувство — лишь бы самим выжить, а остальное, как говорится, в руках судьбы.

Москву начали сильно бомбить. С наступлением темноты все сразу уходили в убежище. Редко Гитлер позволял москвичам отдыхать полную ночь. Правда, потом тревоги стали короче, часов до двух ночи. Исаак Осипович пользовался передышкой и спал. В такое время ничего не сочинялось. Чтобы покончить с малопривлекательными темами, радостно писал жене и сыну, что гостинице «Москва» везет. В первый налет огромная бомба упала на нынешней Манежной площади и не разорвалась. А на следующую ночь бомба упала во двор гостиницы и тоже не разорвалась, а закопалась глубоко в землю. Этого было достаточно, чтобы дом возле гранд-отеля покосился. Теперь все письма Исаак Осипович писал при свете свечки, так как в гостинице по вечерам выключали свет.