Эсэсовцы были всего в паре рядов от того места, где Ружинка рухнула в снег и ждала теперь, когда ее навеки утешит выстрел в голову.
Но подруги, у которых и у самих-то сил уже почти не осталось, подхватили Ружинку и поволокли дальше. Благодаря их помощи, она получила те самые несколько минут, о которых рассказывали и другие участники марша смерти: духу порой требовалось всего чуть-чуть времени, дабы воспрянуть, а вместе с духом в тело возвратилась жизнь.
Как удалось пережить марш смерти Эдите? Она сама в это не верит. «С моей-то ногой, всю дорогу хромая, как вышло так, что я выжила, а другие, здоровые, – нет? Это – чудо, которого я объяснить не могу. Думаю, это Бог».
Одним из орудий, которыми Бог творил чудеса, была Ирена Фейн: «Я волокла за собой девушку из Гуменне. Она была совсем молоденькая. И не могла идти».
– Я не могу. Не могу. Не надо мне помогать, – повторяла девушка.
– Нет, ты можешь! У меня у самой были отморожены ноги! – прикрикнула на нее Ирена, напомнив, что два года назад она потеряла два пальца на ногах от обморожения. И если даже Ирена может сейчас идти, то могут и все остальные. Она продолжала тащить девушку, заставляла ее идти. «Иначе ее бы пристрелили», – говорит Ирена.
Ту девушку звали Эдитой.
«Снег был единственной пищей. Мы заледенели. Вымокли». В первые две ночи колонны делали привал на крупных фермах, где им разрешали хоть чуть-чуть передохнуть в сараях. Солома немного грела, но они все промокли до нитки. Те, кому не хватило места, ночевали прямо на снегу. «Понимаете, все промокшие, все жмутся друг к другу, – рассказывает Линда. – И тут одежда на тебе начинает превращаться в лед. Многие отморозили носы, ноги. Мне было не снять мокрую обувь, я не смогла бы потом ее надеть. Носки промокли. Промокло все».
Рена Корнрайх (№ 1716) прокралась к задней двери дома фермеров. «У меня здесь сестра, и мы обе ужасно голодны. Мы из Тылича. Если у вас найдется картофелина, я отдам ей половину. А если у вас найдется две, то мне достанется целая». Жена фермера сунула ей две теплые вареные картошки и два крутых яйца.
Когда смотришь интервью с Региной Шварц (№ 1064), вся жестокость травмы, нанесенной маршем смерти, ощущается физически. Она заламывает руки, приходит в возбуждение, ее охватывает тревога. Во взгляде нарастает паника. Она в замешательстве. Интервьюер не устает задавать вопросы. А ведь здесь надо было просто помолчать. Порой бывает, что когда ты слушаешь историю уцелевшей женщины, нужно просто прикусить язык и взять ее за руку, – слезы на твоих собственных щеках скажут лучше слов. О некоторых вещах вспоминать бесконечно тяжело. У каждой из выживших есть моменты, о которых они говорить не в состоянии. Но такие моменты у всех разные. И именно поэтому столь важно услышать воспоминания и Линды, и Эдиты – ведь они могут поведать нам о том, о чем другим – не то что рассказывать, – даже помнить невыносимо, и мы не можем никого к этому принуждать.