Считалось, что если месяц в этом отделении выпадал на конец интернатуры, то это были идеальные условия, чтобы помочь подающему надежды интерну привыкнуть самостоятельно принимать непростые решения без помощи более старшего ординатора. Вместе с тем здесь цена ошибок возрастала, и ошибочный диагноз или неправильный выбор лекарств могли привести к реальному вреду для пациентов, а не просто нагоняю от наставника. Я слышал истории о том, как интерны рыдали от экзистенциального ужаса, когда им приходилось в одиночку руководить отделением интенсивной терапии. Когда солнце скрылось за Гудзоном и я попрощался со своими коллегами из интенсивной терапии в то первое одиночное ночное дежурство, у меня в голове вертелась только одна мысль: «Не облажайся».

Окинув взглядом отделение интенсивной терапии – общая палата была размером с внутреннее бейсбольное поле[87], – я обратил внимание, что свет люминесцентных ламп здесь не такой яркий, как в больнице Колумбийского университета. Да и запах антисептика не такой сильный, словно кафельную плитку на полу просто помыли хлорным раствором, после чего попрыскали промышленным освежителем воздуха. Здесь было не хуже и не лучше, чем в больнице на 168-й улице. Здесь просто было по-другому, как если бы я переехал в новую съемную квартиру с незнакомыми соседями по этажу и другой бытовой техникой, к которой еще только предстояло привыкнуть.

Передо мной в отделении лежали без сознания двенадцать тел, подключенных к аппаратам ИВЛ и капельницам, прямо как в нашей больнице. Здесь были блеющие мониторы кровяного давления, энергичные медсестры и взволнованные родственники, прямо как у нас в больнице. Здесь лежали знакомые стопки ЭКГ и черствые бублики, вот только здесь не было Байо или Дона. Лишь я, наедине с дюжиной очень больных, очень сложных пациентов. Это была никакая не облегченная версия реанимации.

Я смотрел на список своих задач в то первое одиночное ночное дежурство, планируя очередность действий. С чего бы начал Байо? В каком порядке расставила бы их Эшли? До рассвета мне нужно было выполнить где-то две дюжины дел, и я мог сделать это в любом порядке. Я запросто мог все успеть, если бы ночь прошла без происшествий, но было бы глупо предполагать, что так и будет. Меня несомненно ждали различные непредвиденные обстоятельства – фибрилляции сердца, серьезные нарушения баланса электролитов, неукротимая рвота, – не говоря уже про новые поступления из приемного покоя. Повесив вокруг шеи стетоскоп и проверив пейджер, я направился к ближайшему от меня пациенту.