По большей части.
Несмотря на непростые первые несколько месяцев, я правильно сделал, что не пошел в хирургию, что распрощался с Акселем, Маккейбом и Массачусетской больницей общего профиля, перебравшись на Манхэттен. Мне не было суждено зашивать порезы и вырезать желчные пузыри. Мне было суждено делать те невероятные вещи, которыми мы занимались в нашей больнице, какое бы название вы этому ни дали. Год интернатуры кардинально меня поменял – он изменил мое восприятие мира и самого себя, – и он, вне всякого сомнения, был самым нескучным опытом в моей жизни, повторять который мне бы никогда не хотелось.
Теперь, когда я мог принимать решения быстро и уверенно, у меня было больше времени на эмпатию к своим пациентам, на то, чтобы поставить себя на их место. Чтобы докопаться до того, что иначе могло остаться невысказанным во время короткого приема. И после того как целый год целиком посвящал себя медицине, я наконец мог дать уверенный ответ на вопрос Диего: я заботился о пациентах, а не о себе.
Пока я поднимался в столовую на втором этаже, мои мысли переключились на разговор, состоявшийся несколькими днями ранее с Петраком, о назревающих в высшем образовании переменах. Влиятельные просветители принялись утверждать, что обучение в медицинских школах можно запросто сократить с четырех до трех лет. Если в общих чертах, то основным аргументом было то, что обучение медицине происходит главным образом на практике, а необходимость погашения кредита за обучение вынуждала лучшие умы уходить в другие профессии. Это был чрезвычайно спорный вопрос, и у меня по этому поводу были смешанные чувства.
Окончив медицинскую школу, я почти не имел практических навыков и редко мог применить теоретические знания в жизни. Но сократить обучение на год означало бы лишить студентов и того, что было у меня.
Окончив медицинскую школу, я почти не имел практических навыков и редко мог применить теоретические знания в жизни. Но сократить обучение на год означало бы лишить студентов и того, что было у меня.
Окончив медицинскую школу, я почти не имел практических навыков и редко мог применить теоретические знания в жизни. Но сократить обучение на год означало бы лишить студентов и того, что было у меня.От Джима О’Коннела я почти не получил знаний по физиологии или фармакологии, однако усвоенные благодаря ему жизненные уроки останутся со мной на всю жизнь. Как можно оценить значение чего-то подобного? Было бы у меня время бродить по улицам Бостона с Джимом, окажись программа медицинской школы втиснута в три года вместо четырех? Накладывая себе в тарелку оладьи, я услышал, как меня кто-то зовет.