И в этом — не просто оправдание совершенно «юношеских» стихотворений, рисующих страсть с силой, непосредственностью и поэтической дерзостью (Страхов писал Фету 30 марта 1890 года: «...Я всегда живо чувствую Ваш полёт, даже когда не понимаю смысла этих бесподобно певучих строчек»), почти не отличимых от тех, что присутствовали в стихах раннего Фета (например, «Хоть счастие судьбой даровано не мне...», «Сегодня все звёзды так пышно...», «Гаснет заря, — в забытьи, в полусне...», «Только что спрячется солнце...», «Зной», «Как трудно повторять живую красоту...»). Закат жизни становится предметом поэтического осмысления. Это, конечно, очень тютчевская тема, и влияние этого поэта заметно, но у Фета нет присущей Тютчеву привязанности к жизни. Так, например, в стихотворении «Устало всё кругом, устал и цвет небес...» финальный пуант — строки: «О ночь осенняя, как всемогуща ты / Отказом от борьбы и смертною истомой!»

Возраст поэта подчёркивается включением в сборник стихотворений «юбилейных», прямо говорящих, что автор пишет стихи уже 50 лет. Старость становится темой и в посланиях, особенно молодым августейшим особам, отчасти выглядящих балластом (но сам автор таковыми их, конечно, не считал, а Страхов покуситься на них не решился): «Споёт о счастьи молодым / Моя стареющая лира...» Закат жизни здесь уже не просто преддверие небытия, время страданий и сожалений, но светлое завершение жизни, ценное само по себе, тоже несущее «отраду». Особенно отчётливо это выражено в стихотворении «Руку бы снова твою мне хотелось пожать...» (14 августа 1888 года):

И сама смерть (в стихотворении «Угасшим звёздам») предстаёт уже не как безжалостное, но желанное небытие, но как небесное продолжение мечты и поэзии:

Сборник был отпечатан в типографии А. И. Мамонтова и поступил в продажу в ноябре 1890 года. Последовали благожелательные отклики, которых у четвёртого выпуска «Вечерних огней» оказалось существенно больше, чем у трёх предыдущих. Снова высказал одобрение Буренин (впрочем, либерально поругав стихотворные посвящения августейшим особам за лизоблюдство и фальшь). Очень высоко оценил выпуск анонимный рецензент «Северного вестника», а в «Русском вестнике» Фета назвали «великим мастером». Наиболее важным был отзыв, которого и Фет, и Страхов давно ожидали: в 1890 году в двенадцатом номере журнала «Русское обозрение» вышла, наконец, статья Владимира Соловьёва «О лирической поэзии. По поводу последних стихотворений Фета и Полонского», в которой первому была посвящена львиная доля объёма. Соловьёв не просто высоко оценивает фетовскую лирику, сосредоточенную («всего лишь», с точки зрения его противников) на любви и природе, но вводит её в контекст своих размышлений о «смысле любви», своей религиозной философии, объявляя её провозвестницей «мистических истин», открывающихся «чуткому читателю»: