Светлый фон

Поняла, что надо действовать решительно. Перешла брод, стала на подножку первой машины, думала подействовать словами, но напрасно, даже старший на машине и то говорить со мной не пожелал. Пришлось наставить свой «ТТ» и не дать им трогаться, пока не пройдет автобус.

Вот уже где проявилась «мужская гордость» и, конечно же, трусость. Этот шофер проклинал день и час своего рождения, посылал уму непостижимые проклятия и твердил, скрежеща зубами: «Нет, вы только подумайте, баба мне угрожает — это же позор, — лучше смерть!» — но с места он все же не трогался.

В его стенаниях и восклицаниях было столько тоски, возмущения и невообразимого лексикона, что при всей серьезности положения меня разбирал внутренний смех.

Как только автобус вышел на дорогу, а за ним и наши машины, я вмиг убралась подальше от этого шофера, уж очень похоже было, что он, да и все время молчавший старший машины, ни перед чем не остановятся в защиту «мужской чести», чего доброго дадут очередь по баллонам. И такое бывало…

Теперь колонна наша выросла, с нами автобус, но сведений о месте нахождения нашего полка, к сожалению, не прибавилось. Старшина ремонтного взвода уже два дня как убыл из части на ремонтную базу и мало чем облегчил наши поиски. Мы снова ищем — движемся по дорогам и бездорожью.

Вот и сейчас ехали по большаку и — в который раз! — свернули на продавленную гусеницами колею. Кабина расплясалась так, что, казалось, вся душа наизнанку.

— Смотрите! — Левашов ткнул пальцем куда-то влево.

На опушке леса — да, да, глаза не обманывают меня — «тридцатьчетверка». Возле машины копошатся какие-то люди. Левашов рулит прямиком к ним. Ба! Да это же подвижная танкоремонтная база! Тут вижу тягачи, опрокинутые бочки из-под горючего. Знакомая обстановка! Соскакиваю на ходу с подножки.

— Скажите, товарищи…

При звуке моего голоса возившийся с гусеницей танкист резко обернулся и… мы бросились обнимать друг друга; это был наш старший техник лейтенант Иван Пантелеевич Бугаев.

Опоздай мы на каких-нибудь пятнадцать — двадцать минут, их бы и след простыл: полк с боями подвигался вперед, и если бы не эта встреча, кто знает, сколько еще пришлось бы нам колесить по фронтовым дорогам.

 

Ни с чем не сравнимо чувство человека, после длительного отсутствия возвратившегося в родной дом, в свою часть! Правда, разлука моя с полком в общем-то была недолгой — дни. Но и я испытывала нечто подобное, переступив порог нашего штаба, в котором я задержалась всего на минуты.

Бои идут непрерывно, есть, понятно, и потери. Забот и работ у техников, ремонтников по горло. Замучили дороги. Время зимнее, а днем все раскисает, машины буксуют, идут юзом, застревают. Работяга-тягач вытаскивает то одну, то другую. Ночью легкий морозец скует месиво тонкой ледяной коркой, и тогда машины идут по гололеду, выкидывают самые неожиданные для водителей коленца. Виртуозами надо быть, чтобы не попасть в кювет, увернуться от мин и снарядов, но война всему научит! А тут вдруг замерли, застыли настигнутые вражескими снарядами сразу два танка. Ремонтники наблюдают за полем боя и не заставляют себя долго ждать — уже тащат из «летучки», сноровисто устанавливают новый ленивец взамен разбитого на одну машину, одновременно натягивается правая гусеница на вторую. Не включается задняя скорость, — Фирсов тут как тут, оперирует с тягами, ищет причину, устраняет повреждение.